Дочь леса - Элеонора Девильпуа

Рабочие погрузили адамантовые блоки на сани и стали звать Касика. Мальчик посмотрел на Арку, как будто боялся, что она потребует рассказать о смерти их друга во всех кровавых подробностях. Однако никакие вопросы не смогли бы заполнить образовавшуюся в душе девочки пустоту.

– Иди, – сказала она. – Почини купол.

– А ты что будешь делать? – спросил Касик.

Похоже, он и сам понял, какая холодная решимость прозвучала в его голосе.

– То, что не понравится темискирцам, – кратко ответила Арка. – Хочешь знать, что именно?

Касик задумчиво помолчал, потом заявил:

– Нет. Я предпочитаю не знать.

Это был его способ сказать, что он ее поддерживает. Как обычно, он не беспокоился о социальных условностях, просто спустился по вырубленным в ледяном каскаде ступеням и присоединился к рабочим. Арка смотрела, как те подгоняют овцебыков и вереница саней исчезает на улицах первого уровня. Она, в свою очередь, заплатила за проход и спустилась по импровизированной лестнице; сердце ее ныло от горя, но глаза остались сухими. Все происходило слишком быстро. Стерикс умер. Казалось, мир вокруг нее рушится.

Остаток дня Арка провела, бродя по обледеневшей беговой дорожке вдоль крепостных стен. На башнях развевались знамена в цветах Гипербореи и Темискиры. На крепостной стене установили огромный навес из красного шелка, расшитый золотыми геометрическими фигурами. Под ним стоял трон из черного дерева, накрытый шкурой белого грифона. По обеим сторонам от навеса сколотили деревянные трибуны: завтра на них разместятся сановники, как в день Состязания василевса.

Определив, на каком расстоянии от крепостной стены ей нужно будет находиться, чтобы лучше прицелиться, Арка направилась к конюшням. Она вошла в одно из зданий, то самое, где когда-то впервые встретила Стерикса, и остановилась перед пустым стойлом Карапуза. Неужели она навсегда потеряла и его тоже?

– Фот эфо да!

Арка подскочила и повернулась ко входу в конюшню. В полутемном переулке появился Лофадь. Теплая шапка скрывала его лысину, и теперь еще очевиднее стало его сходство с сыном. Тренер ошеломленно глядел на девочку.

– Куда фе ты пофефалась? Лафти дфе декафы поффуду тефя ифкал! – воскликнул он. – А где тфой доходяга?

– Я потеряла Карапуза и не знаю, где он, – ответила Арка. – Вы знаете, где сейчас Ластианакс?

– Поняфия не имею, он мне не скафал, гфе фифет, – ответил Лофадь, явно разочарованный отсутствием Карапуза. – Как по мне, он, нафелное, фанят чем-то офень опафным, лаз не ласскафал отцу. Кафдый лаз, когфа он плихофит в квалтилу, я боюфь, что больфе никогфа его не уфифу. Ладно, ласскафи, что с тофой слуфилось?

Замечание Лофадя вновь вернуло Арку к мысли, которую она гнала от себя с тех пор, как решила убить повелителя лемуров: она прошла точку невозврата. Ее способности к магии слишком ослабли, а стоящая перед ней задача очень опасна, так что не стоит надеяться, что она выйдет из предстоящей передряги живой и невредимой. Несомненно, присутствие здесь Лофадя – это ее последняя возможность передать весточку Ластианаксу. Девочка сняла с запястья браслет-крылья, которым все равно не смогла бы больше воспользоваться, и вручила тренеру со словами:

– Отдайте это Ластианаксу и скажите ему вот что: я жалею, что выбросила его, как старый носок.

Затем Арка поспешила покинуть конюшни, чтобы избежать необходимости дальнейших объяснений.

Снаружи стемнело: на город опустилась ночь. В животе у девочки урчало от голода; помимо нескольких сгрызенных на завтрак галет, она целый день ничего не ела. Золота у Арки не осталось, и подняться на седьмой уровень она уже не могла. Поразмыслив немного, девочка решила провести ночь в стойле Карапуза. Она спряталась и подождала, пока Лофадь выйдет из конюшен – благо он ушел почти сразу же, озадаченно разглядывая оставленный ему браслет, – а потом вернулась в конюшню. В стойле Карапуза она сгребла в кучу заплесневевшее сено, улеглась на него, свернувшись калачиком, и стала думать о Стериксе, Ластианаксе и о предстоящем ей завтра деле.

В ее ситуации было, по крайней мере, одно преимущество: ей нечего терять.

После неудачного разговора с Пиррой Ластианакс провел ночь, размышляя обо всех тех словах, что они могли бы сказать друг другу, если бы не были такими гордецами. Перед рассветом Пирра разбудила мага, легонько потрясла его за плечо. Ластианакс открыл глаза и тут же прищурился, ослепленный маленькой сияющей сферой, которую держала в руке девушка.

– Пора, – прошептала она, постукивая пальцем по надетому на запястье орлогиуму.

Они молча собрали все необходимое. Пирра взяла инвентарь для скалолазания, а Ластианакс надел форму лейтенанта-птицелова. Когда он примерял эту одежду накануне, Аспази несколько раз повторила, что в форме он «прекрасно выглядит». Пирра ограничилась сдержанной улыбкой, которая почти сразу же стерлась с ее лица. Впрочем, сегодня утром она не улыбалась. Несколько раз Ластианаксу казалось, будто девушка хочет ему что-то сказать. Он и сам ждал подходящего момента, чтобы растопить возникший между ними холодок неприязни, но все приготовления слишком быстро завершились. Лишь появление на пороге комнаты Аспази немного разрядило обстановку, хоть и ненадолго.

– Будьте осторожны, вы двое.

Она сжала сестру в объятиях, потом проделала то же самое с Ластианаксом, причем на этот раз не торопилась отстраняться, так что юноше стало неловко. Пирра, похоже, предпочла использовать бесцеремонное поведение сестры как предлог и дальше не разговаривать с Ластианаксом; в итоге они молча покинули квартиру и не обменялись ни словом, спускаясь на погруженные в темноту нижние уровни.

Полчаса спустя они подошли к подножию Экстрактриса. Даже под покровом ночи сюда продолжали стекаться бедолаги, попавшие в зависимость от жевательной смолы. Изможденные, худые как палки, они медленно брели по снегу к дверям тюрьмы, из которых исходил яркий свет. Возле входа стояло несколько солдат-птицеловов, из их ртов вырывались облачка пара. Сердце Ластианакса забилось как сумасшедшее. Форма, заказанная для него Аспази, прекрасно на нем сидела, к воротнику плаща крепился настоящий значок, но сам юноша совершенно не походил на лейтенанта-птицелова. У молодого человека мелькнула мысль, что еще не поздно повернуть назад, покинуть Гиперборею, забрав с собой Пирру, Арку и родителей, и поселиться в каком-нибудь далеком городе, до которого еще не дотянулась черная тень Темискиры. Но тогда солдаты-птицеловы продолжили бы высасывать из города все соки, а тень Темискиры распространялась бы все дальше и дальше. Нет, у него не было выбора.

Маг лишь жалел, что у него хватило духу войти в Экстрактрис, но недостаточно смелости, чтобы поговорить с Пиррой. Они с девушкой остановились напротив дверей тюрьмы, где у подножия поднимались характерные для первого уровня мусорные кучи. Юноша чувствовал тепло ее плеча. Их пальцы, обтянутые рукавицами, почти соприкасались. Ластианакс мог бы стоять так годами, но Пирра поглядела на орлогиум и прошептала: