ПИРАТЫ ЧЕРНОГО МОРЯ. Залив сокровищ - Владлен Авинда

А я рассыпаю лепестки чудесных роз, как лики моих земляков, погибших на “Армении”, а теперь плывущих в великолепии огненного моря. Замираю, со слезами на глазах и стучащим сердцем, слежу за уплывающими розами и тонущими где-то над Гурзуфом

Самолёт на Стамбул низко пролетел над Бабуганплато, нырнул над Гурзуфом и будто замер над ноябрьским морем. Свинцовое, туманное и тяжелое медленно стыло у крымских берегов. И вдруг сквозь сизую пелену и тоску хмурого дня прорвался солнечный луч и упал блистающим кругом на застывшую воду. Из колышущийся золотой завесы появился в жуткой красе обреченный теплоход “Армения”. Завораживающее зрелище, возникающее из легендарного мира ушедшего времени. Мгновенное и мрачное в массе морского медного муара. Теперь я хорошо понял, что призрак железного теплохода, ставшим живым, будет преследовать меня до скончания дней. Видно я потревожил сон усопших, почему призраки Крыма, торжественные и тихие, проникают в самую сердцевину моей души и постоянных, жгучих мыслей.

Взгляд вновь прикован к странному виденью, словно вырывающейся из огромной “пасти” огненного дантового ада, откуда спорадически выкидывались мифические залпы “картечи”. Испепеляющий огонь мучил моих сограждан, сгинувших в котле войны. Сколько непрожитых жизней, недоделанных дел, не рожденных детей!!! И опять страдальческие глаза мучеников, и тот же вопрос – За что мы, невинные, – погибаем?

Только взгляд у капитана Плаушевского суров и непреклонен. Он твердо сжимает штурвал “Армении”, он знает свой вечный пост и курс у берегов Крыма. Летят бомбы и годы, горит и тонет корабль, а он вместе с “Арменией” вплывает в легенду.

Моё горло перехватывает боль, а в глотке хрип прощальных слов: – Я буду всегда помнить о тебе, моя несчастная и несравненная “Армения”. Твой подвиг ярок даже в трагической смерти!

Романтическая быль

… Из далёкого времени, проблёскивающего и прошедшего, как вечная и волшебная синева неба, вдруг стал проявляться эскиз древнегреческой агоры Пантикапея, где стояли главные святилища города – храмы, алтари, посвятительные плиты с почётными постановлениями, мраморные статуи богов. А вокруг развернулись богатые здания в великолепие архитектурного классического декора, среди них особенно блистал дворец царей Боспора.

Культ Аполлона-Врача, принесённого сюда выходцами из Милета, стал главным культом Пантикапея с храмом на агоре, озарённый солнцем, с множеством статуй, стоявших не только внутри здания, но и на открытом воздухе, на площади, на палестрах, на берегу моря. Возле них происходили праздничные шествия или спортивные игры. Рельефы украшали фронтоны, фризы и балюстрады храмов. А скульптуры расцвечивались, где мир искусства стал живым, будто боги и герои опустились на землю, где простые смертные соприкасались с ними, высеченные из камня, изваянные из мрамора, отлитые из бронзы. Греки не падали на колени в молитвах, а радовались и восхищались божественной красотой и изяществом. Жизнь, казалось, струилась в мраморных телах, даже синие сгустки каменной плоти очень были похожи на переливающуюся кровь – так звучали греческие эпиграммы, посвящённых произведениям искусства. Хороши и прелестны тающие переходы бликов и светотеней, скользящие от солнечных или лунных лучей по выразительным, красивым и благородным ликам. Кажется, прикоснись и почувствуешь, что они живые, что они дышат, вот-вот слова гимнов или песен сорвутся с их уст.

Культу верховного бога греческого пантеона Зевса, бога-громовержца, царя богов и людей поклонялись и жители Пантикапея.

Богиня Кибела мраморной статуей, восседающей на троне, где у ног был лев, замерла вблизи грота на горе.

Храм Деметры – богиня плодородия, дающая рост всему на земле и плодородия нивам, благословляющая труд земледельца была любима и понятна всем пантикапейцам от воина до земледельца, ремесленника, моряка, рыбака.

Театр Диониса с мраморными креслами, статуями и рельефами тоже украшал пантикапейскую горуолимп, закрывая её клубящимися облаками, когда боги сходили на землю.

Но сейчас акрополь окружили восставшие войска во главе с Фарнаком, сыном Митридата, изменившему отцу, перешедшему на сторону римлян. Охранные отряды царя исавров и кельтов приготовились к обороне на стенах и у ворот, совсем не понимая, что происходит, почему верные воины вдруг повернули оружие против могущественного царя, одного из потомков Александра Македонского. А Митридат прогневал народ тем, что всю жизнь был во власти мечты о победе над Римом, проигрывал битвы, но продолжал лихорадочно собираться к новым походам. « Он продолжал набирать войско из свободных и рабов и готовил массы оружия, стрел и военных машин, не щадя ни лесного материала, ни рабочих быков для изготовления тетив, на всех своих поданных, не исключая самых бедных, он наложил подати, при этом сборщики их многих обижали». Так писал римский историк Аппиан. Тяжко и трудно стало жить на Боспоре, львиную долю налогов в виде хлеба и денежных средств царь снимал здесь. 1.

И взбунтовался народ и воины, встав под знамёна коварного Фарнака, сделавшего предательский заговор и получившего помощь римских легионеров, приплывших из Херсонеса. И Митридат, ещё уверенный в свои силы и власть, взошёл на башню входных ворот крепости и явился перед замершими воинами. Лик царя, облачённого в роскошные пурпурные ризы, с золотой короной-китарой на голове, а в руках драгоценный меч, символ владычества. Великий Митридат, как государь и живой бог, во всем своём грозном величие предстал перед повстанцами. Исполинского роста, большой физической силы, неукротимой энергии и непобедимого мужества, яркого и хитрого ума, безграничной жестокости, такого знали и видели понтийцы его перед собой. Он могуч, как бог войны, словно сошедший с божественного Олимпа, чтобы поразить умы и сердца воинов и повести их на новые битвы и походы. И гром голоса царя молнией поразил опешивших бунтовщиков…

Внезапно приблизившееся багровое лицо с красными прожилками вен, с черными морщинами, складками старческой кожи, но волевое и фанатичное, где глаза словно сверкали самоцветами. Фантик даже почувствовал его внутренний яростный огонь, сжигающей титана-царя и отшатнулся от него. Будто опалил и его, но могучий и славный Митридат обратился к Фантику с пророческими словами:

– Пройдут века, многое изменится в мире, ты остаёшься моим единственным потомком, вспомни о своём прастарике и расскажи твоим современникам обо мне, совершив героический подвиг!

Фантик проснулся, вытирая горячий пот со лба: « Почему явился мне такой странный сон? Зачем Митридат обратился ко мне? Неужели я его потомок? Как я могу сегодня всколыхнуть память образа царя? Ведь я – калека!»

На подушке лежало белое осунувшееся лицо, как послесмертная маска высеченная из мрамора, с синими тенями страданий, но мускулистая грудь и объёмные бицепсы рук, мощно вырастали из пены простыней, лишь хилые ноги, как плети, пропадали под тонким полотном. Перед утренним весенним светом, лившимся в оконное стекло, лежал знаменитый горовосходитель Фантик, покоритель в стиле «соло», что означает в одиночестве, грозных отвесных скал Крыма и Кавказа, мастер спорта.