Кошки-мышки - Вера Каспари

– На твой день рождения, милый.

– Это было бы просто чудесно! – воскликнул он и пояснил остальным: – Знаете, у меня ведь нет ни одного ее портрета. Даже ни одной фотокарточки.

– Мистер Чейни не должен писать Беделию! – заявила Эллен.

– Почему? – требовательно спросил Чарли. – Почему бы ему не написать портрет Беделии?

– Разве ты не видел его картин?

– Неоднократно. Чем тебе не нравится эта идея?

Обдумывая свой ответ, Эллен какое-то время держала их в напряжении. Наконец она сказала:

– Беделия красива, а ему, похоже, интересно только выставлять напоказ уродство.

– Вы несправедливы! Я же объяснил вам: я стараюсь писать то, что вижу. Честно.

– В Беделии он никогда не найдет уродства, – решительно заявил Чарли.

– Ты видел, что он сделал с красным амбаром? Даже в этом живописном местечке ему удалось отыскать зло.

Ханна объявила, что ужин готов.

– Нельзя найти зло там, где его нет и в помине, – возразил Чарли. – Я не боюсь позволить ему писать Беделию.

– Интересно будет взглянуть на готовый портрет, – сказала Эллен.

– Обещаю, что вы станете моим первым критиком, – сказал Бен и пригласил гостей в столовую.

Ужин начался с моллюсков, как и докладывала Беделии Мэри. Беделия заранее предупредила Чарли, чтобы он не ел первое блюдо. Пока все наслаждались моллюсками, Чарли грыз сухое печенье.

Сидевшая рядом с ним Эллен поинтересовалась, почему он ничего не ест.

– Неужели опять диспепсия, Чарли?

– Я не голоден, – ответил он и во избежание долгих дискуссий на неприятную ему тему воскликнул: – Ты сегодня удивительно хорошо выглядишь! Что ты с собой сделала, Нелли?

Эллен покраснела. Чарли называл ее этим именем, когда давным-давно обучал игре в теннис и катался с ней на возу с сеном, напевая «Провожая Нелли домой» – фальшиво, но весело. Она почувствовала, как вспыхнуло у нее лицо, и испугалась, что румянец выдаст ее смущение. Но румянец ей шел. Особенно сейчас, когда Эллен была в платье из серой шерсти и вишневого шелка, которое одолжила ей Эбби.

– В чем твой секрет, Нелли? Неужто влюбилась? Ты прямо расцвела…

Ханна поставила возле них тарелку с горячими бисквитами. Взяв один, Эллен с суровым видом начала мазать его маслом. От нее исходила какая-то холодность, и Чарли переключил свое внимание на разговор Бена с Эбби.

Беделия тоже слушала, но не принимала в нем участия.

– Сначала, – рассказывал Бен Эбби, – я думал написать ее такой, какой Чарли увидел ее в тот день на веранде отеля. Всю в черном, вдову. На заднем плане – каменистые пики Скалистых гор, подчеркивающие безжалостность и равнодушие природы и жестокость мира, против которого вынуждена бороться хрупкая женщина.

– Звучит потрясающе. Почему же вы передумали?

– Ну, здесь, как вам известно, нет горного пейзажа.

– Разве вы не могли писать по фотографии?

– Я так не работаю. Более того, моя модель уже не худощавая, печальная вдова, за которой наш друг Чарли последовал из комнаты отдыха на веранду отеля. Когда я впервые услышал эту историю, она показалась мне романтичной, и для меня было большим соблазном писать, полагаясь на собственное воображение, а не на реальность.

– Но ведь это правдивая история.

– Объект изменился. Вместо скорбящей вдовы мы видим пышущую здоровьем супругу. Исчезла угловатость линий, а… – Он сделал некий жест, пытаясь точнее выразить свою идею. – Это будет портрет женщины, которая довольна жизнью, поскольку преуспела в самом главном своем предназначении, а именно: сделать все, чтобы мужчина чувствовал себя счастливым.

– Очень лестно, – сказал Чарли.

– Ах ты, самодовольный индюк! – воскликнула Эбби, поигрывая индийским браслетом, который она надела поверх обтягивающего рукава платья из черного атласа.

Заметив, что гости покончили с моллюсками, Бен позвонил в колокольчик, призывая Ханну. Затем повернулся к Беделии и сказал:

– Когда будете позировать для портрета, непременно наденьте кольцо с черной жемчужиной.

– Черная жемчужина! – вскричала Эбби, глядя на Беделию с возрастающим восхищением. – Только не говори, что у тебя есть черная жемчужина!

Беделия взглянула на Чарли. Казалось, ее глаза говорили: вот видишь, как хорошо, что я настояла на своем и не подарила Эбби кольцо. Как было бы неловко, ведь Бен уже видел его на мне.

– Ах, да она искусственная, – объяснила Беделия. – Я купила это кольцо в галантерейной лавке в Нью-Йорке. Оно стоило всего пять долларов. Чарли счел его дешевкой, но я так плохо в этом смыслю, что мне жемчужина показалась настоящей.

– Потрясающая подделка, – сказал Бен. – Я не слишком разбираюсь в драгоценностях, но, впервые увидев это кольцо, я принял платину и брильянты за настоящие, а уж жемчужина, по моему мнению, наверняка стоила тысячу долларов.

Эбби продолжала теребить браслет.

– Звучит интригующе. Почему же ты его не носишь, Беделия?

– Мой муж не одобряет украшений с искусственными камнями. – В голосе Беделии не было обиды, она просто констатировала факт.

– Как жаль, что я тем вечером обратил внимание на это кольцо, – сказал Бен. – Не начни я столь откровенно им восхищаться, Чарли, наверное, и вовсе бы его не заметил.

– Не заметить черную жемчужину! – воскликнула Эбби так, словно речь шла о смертном грехе.

Чарли предпочел бы, чтобы они перестали это обсуждать.

– Я уверена, что он заметил, – сказала Беделия. – Слишком уж оно бросалось в глаза. Но он не хотел ранить мои чувства, критикуя мой вкус, поэтому молчал, хотя сразу же возненавидел это кольцо.

Чарли вздохнул.

– До моих чувствительных ушей доносятся отголоски домашней ссоры, – угадала Эбби.

– Мы с Чарли никогда не ссоримся, правда, милый?

Эллен снова почувствовала, что под сахарной глазурью скрывается кислое тесто. Ей всегда так казалось, когда люди слишком уж сладко ворковали друг с другом или слишком часто прибегали к ласковым обращениям.

Ханна подала ростбиф, йоркширский пудинг и гарнир. Чарли почти не прикоснулся к еде и только пригубил бургундского вина. У него разболелась голова. «Нервы, – неодобрительно заметил он про себя, – всего лишь нервы расшалились». Вместо круглого стола, сервированного вторым лучшим набором посуды миссис Беннет, он вдруг увидел квадратный угловой столик в трактире «Джаффни», куда их тоже пригласил на ужин Бен. Всплывшая в сознании картина была сродни работам импрессионистов – сплошные углы и дисгармония: сверкающая белизной скатерть, бутылка рейнского вина с удлиненным горлышком, протянутая над тарелкой с лобстерами и кусочками лимона рука Беделии в смуглой руке Бена. Бен наклоняется, чтобы рассмотреть черную жемчужину. Чарли готов был поклясться, что до того вечера, при всей своей наблюдательности, никогда не замечал кольца, но Беделия заверила его, что всю неделю носила черную жемчужину. Вспомнив эту сцену и проанализировав свои чувства, Чарли пришел к выводу, что в его дурном настроении виновата банальная вспышка ревности, захлестнувшая его при виде руки жены в руке Бена.