Чужая Истина. Книга первая - Джером Моррис

ли, но в руках явно оружие держал. А значит и оценить сможешь.

Эйден принял меч, со сдержанным любопытством взглянул на товарища, давая возможность продолжать. Он уже хорошо знал, что Аспен говорить любит и умеет, особенно — если дело касалось его планов и творений.

— Клинок гибкой стали, но крепкий и упругий из-за внушительной толщины. От того же и очень увесист, для своих двадцати двух дюймов. Два глубоких дола с обеих сторон не столько облегчили, сколько укрепили его. Плавно листообразное, обоюдоострое, идеально симметричное лезвие. Да-да, улыбайся, улыбайся. Я совершенно справедливо считаю его красивым. Гарда простая, кольцо и раздвоенная витая крестовина, чуть приподнятая к острию, как у даги. При должной сноровке и определенной удаче — хорошо вгрызается в оружие противника. Рукоять под двуручный хват, но из-за баланса, смещённого к центру эфеса, уверенно управляется и одной рукой. Разумеется, дело ещё и в руке, но кузнечный молот здорово готовит к самой разной работе. Навершие крупное, как делают у леммасийцев. Удобно теснит, поджимает вторую ладонь, если взяться обеими.

— Согласен, в руке лежит приятно. А полная длина?

— С эфесом, тридцать два дюйма.

— Не такой уж мелкий.

Аспен согласно хмыкнул.

— Правда, у меня был побольше, — Эйден вернул клинок в ножны, — и полегче, хоть и не такой красивый. Меч был у меня недолго, может с месяц. И я его не любил. Конечно, не так, как пику. Её-то я просто ненавидел. Да и владеть толком не умел и не умею. Признаю определеённую эстетику предмета, но в целом оружие не люблю. От него пахнет смертью. Падалью.

— Понимаю. — Аспен кивнул. Его бесстрастный люб на мгновение собрался сеткой морщин. — Я вижу в этом скорее искусство, чем инструмент для убийства. Но мне приятно осознавать, что в случае нужды инструмент при мне и исправен. Да и сам его вид, сам факт ношения — может отвадить иной случай. Чернь видит и сторонится.

— Чернь — да. А кого-то может и привлечь. Либо просто подраться, ведь так ты выглядишь почти бойцом, либо уж украсть. Меч и правда красивый, продать можно дорого.

— От всего сразу не убережёшься. Хоть и стараюсь. На всё своя задумка, да? Не обязательно, чтобы уникальная, но исполнить бы по возможности добротно, с душой и старанием. Пусть не все мои труды, артефакты или нет, сработают когда надо и как надо, но ведь стремиться к тому — уже неплохо. Считаю, что лучший инструмент человека — его руки, и стараюсь не давать им скучать, пылиться. Правда, вспомнилось тут, — Аспен ухмыльнулся, иронично приподняв густые брови, будто признавая уязвимость собственного кредо, — что ответил в таком же споре один уважаемый мной человек. Равана, можно сказать — наставник детства. Рассмеявшись, он сухо щёлкнул меня по макушке, отметив, что мой инструмент звучит пустовато, как старая тыква. Старик сказал, что лучшее в человеке есть между ушами, а руки — сродни копытам мула. И коли у него хватило бы ума — даже подкованный творил бы не хуже.

— Метко, — поддаваясь заразительной улыбке, согласился Эйден.

— Пожалуй. Но, по сути, не слишком противоречит моим собственным умозаключениям. Просто смотрит глубже или обобщает. Знаешь, бывают такие люди, что оспаривать неловко. Только что умное на язык просится, а откроешь рот — и сразу вся нелепость наружу. А Равана смотрит себе, кивает, чешет бородёнку. Разнести оппонента почти молча — тоже своего рода искусство.

Оба помолчали, вспоминая что-то своё. После, перебрасываясь замечаниями о погоде и предстоящей дороге, наскоро позавтракали вчерашней куропаткой, хлебом и запечённой в золе картошкой. Свернули парусиновый полог, собрались и поехали дальше.

У ворот Лидхема толпился народ. Пешие, конные, повозки — все жались к обочине и ждали, пока из города выйдет колонна тяжелогружёных телег. Обозы с провиантом и фуражом отправлялись следом за группировкой войск из-под Посса. Телег было много, четверки лошадей тянули небыстро, возницы опасались поломки в грязных колеях тракта. Люди по обеим сторонам дороги галдели, глазели и терпели.

Не слишком высокие, в два-три человеческих роста, но крепкие и толстые стены Лидхема — внушали спокойствие и уверенность своим старым, местами замшелым камнем. Редкие пузатые башни, полукругом выделяющиеся за линию стен, пестрели знаменами Уилфолка и ордена святого Лайонела.

— Ладно, грифон, но почему лев? — Эйден пустил коня медленным шагом, следуя за двинувшейся вперёд толпой, рассматривая гербы над воротами.

— Лайонелиты здесь. — Пожал плечами Аспен, тоже смотря на знамя, подрагивающее на лёгком ветру. Чёрная львиная голова на сером поле будто оглядывала входящих.

— Они везде. Но почему знамёна на стенах? Орден теперь управляет и городами?

— Я не был в Уилфолке дольше твоего, — Аспен притормозил, пропуская вперёд себя женщин с корзинами, — но помню, что они и раньше управляли. Всем, что есть в графстве. Их лев давно перерос уилфолкского грифона.

— Но раньше они навешивали свои цвета только на свою собственность. Хотя, может я просто не обращал внимания. Не видел разницы.

— А она есть?

Эйден не ответил. Тяжёлые копыта Желтка мерно застучали по крепким доскам подвесного моста. Ров, дугой окаймлявший ворота, вонял тиной и лягушками.

Доехав до торговых рядов, располагавшихся неподалёку от северных ворот, Аспен спросил дорогу у первого же торговца. Он, как и Эйден, раньше не бывал в Лидхеме, но имел дело к нескольким местным дельцам. Первым делом они отправились к дому торговца книгами, к которому у Аспена было рекомендательное письмо от общего знакомого. Там же он собирался остановиться.

Дом мэтра Одэлиса стоял в лучшей части города, среди особняков местной торговой знати, нового дворянства, людей деятельных и состоятельных. Таким же можно было считать и самого мэтра. Строгие обводы неоштукатуренных стен его дома будто выражали характер хозяина, в первом этаже были пробиты нечастые, узкие бойницы в остроконечных арках, во втором мелко поблескивали витражные окна с множеством тёмных переборок, а бурую, раскрашенную лишайником черепичную крышу, венчал кованый флюгер в виде писчего пера.

Аспен спешился у высокого крыльца, поднялся к двери, окованной металлическими вензелями, постучал. Зарешеченное смотровое окошко скрипнуло и тут же закрылось. Дверь распахнул плотный мужчина лет пятидесяти, с зачесанными набок седыми волосами. Эйден не слышал, что сказал человеку Аспен, но тот поклонился, не низко, однако явно почтительно, кликнул из дома вихрастого юношу, распорядившись позаботиться о лошадях, и пригласил обоих гостей внутрь.

— Мэтр Одэлис наверху, — сказал седой негромко, обращаясь к