На краю пропасти - Юрий Владимирович Харитонов

слухом передавали мозгу полную информацию о живом организме, помечали его пульсирующий силуэт и отслеживали, пока опасность столкновения с ним не исчезала.

В любое другое время эта особенность помогла бы монстру эффективно охотиться, но не сейчас. Приходилось отбрасывать лишнюю информацию, забывать, чтобы не терять изначальной цели.

Тварь передвигалась быстро, но всё же не настолько, чтобы догнать автомобиль. Изредка она останавливалась, сверялась с органами чувств, словно с точнейшим прибором, и мчалась дальше, не замечая расстояния. Человек бы давно растратил силы и упал с одышкой на потрескавшийся асфальт, но не монстр. Изменённое тело черпало внутри себя нескончаемые ресурсы, огромные мышцы резко сокращались под чёрной кожей, толкая вперёд со скоростью, далеко превышающей возможности обычного человека, но Митяй им давно уже не был. Невообразимая ярость ворочалась внутри, безмерная животная злость и неуёмная жажда дикого зверя, попробовавшего кровь, почувствовавшего её живительную силу для собственного организма, её божественный вкус и запах. Теперь ничто не могло остановить монстра. Жажда крови проникла глубоко в подкорку, а новые инстинкты, которые вирус принёс с собой, возобладали над разумом — если сознание Митяя ещё трепыхалось, пытаясь вернуть власть над телом, то лишь где-то глубоко внутри, нехотя и лениво, отчего зверь почувствовал уверенность и далеко запечатал разум человека в самых глубоких и потаённых чертогах мозга. Или ему так казалось…

Впереди громыхнуло, что заставило Митяя сбавить скорость и спуститься по дорожной насыпи в лес с причудливо изогнутыми деревьями. Одна из целей остановилась, застыла чуть впереди, съехав с дороги. Маленькие чёрные иголки-волоски по всему телу твари зашевелились, словно крошечные антенны, сканируя окружающее и позволяя не задевать в темноте ветки и избегать другие препятствия с завидной бесшумностью. Монстр, укрытый ночью, осторожно приблизился к «Тигру», заглянул в окно и уже занёс для удара клешню, но…

— Папа! — кричал мальчонка лет пяти, заливаясь слезами. — Не надо! Не надо! Я боюсь!

— Надо, Митенька, надо! — отец был неумолим.

Держа сына за руку, он передал тонюсенькое запястье Грому, тот крепко сгрёб руку Митяя огромной волосатой лапищей, зажал, словно в тисках. Мальчишка съёжился от страха, кричал, захлёбываясь слезами, до исступления и хрипа, но мужчина не отпускал.

— Веди его к врачу, — сказал Воевода, отворачиваясь и пытаясь казаться безразличным к детским терзаниям. — Я устал его прятать от людей. Операцию нужно провести сегодня. Сейчас.

— Так точно, — пробасил Гром и потянул сопротивляющегося мальчика за собой, потом, когда вышли из кабинета, всё же подхватил его на руки, прижал к груди и быстро зашептал на ухо мальчонке:

— Митька, это нужно сделать! Ты понимаешь? Ведь это неправильно! Ну то… что у тебя по шесть пальцев на каждой руке. Люди могут не то подумать. Понимаешь? А тебе нельзя быть другим… непохожим… нельзя быть, как этот, как Ярослав. Ведь ты — будущий преемник отца. Ты должен быть, как и он, чистым и настоящим. Ради него и людей вокруг ты обязан стать настоящим человеком! Понимаешь? Мы всего лишь отрежем эти пальцы… да что ты… нет… — ребёнок завыл сильнее. — Не бойся, боец! А ну, цыц! Больно не будет! Наш врач всё сделает правильно, а не то я ему… и я рядом буду. Слышишь? Рядом! Отставить плач, боец! Пока всё не кончится.

Чудовище вздрогнуло всем телом. Откуда эти воспоминания взялись? Не иначе, силуэт Грома вызвал у твари какое-то давно забытое чувство, отчего Митяй внутри явно воспротивился убийству. Испытав целую гамму чувств, переданных, будто издалека, от сжавшегося где-то в закромах памяти убогого человечка, вспомнившего вдруг, как Гром прижимал его к себе, пока доктор оперировал руки, а потом вместо отца сидел рядом и кормил из ложечки, монстр всё же отступил. Некое чутьё подсказывало, что пока не стоит бередить чувства, ни свои, ни Митяя — им ещё некоторое время придётся уживаться вместе, пока человек окончательно не растворится в алчущей убийств новой сущности.

И тварь побежала дальше, стараясь нагнать главного врага. Но и тут потерпела поражение. Какое-то большое животное начало играть с автомобилем людей, будто с игрушкой. Потом появились другие и спрятали добычу за стены высокого здания. Это лишь разъярило монстра, но, обойдя во тьме здание несколько раз, он решил повременить, всё равно попасть внутрь невозможно.

Порыскав по округе, Митяй забрался в полуразрушенную церковь неподалёку и, свернувшись калачиком, заснул. Тело продолжало видоизменяться, а во сне процесс протекал намного быстрее.

Маленький мальчик шёл по ярко-зелёной весенней траве. Небольшая полянка в лесу походила на уютное гнёздышко — так плотно обрамляли её низенькие кусты. Тёплые лучи солнца проникали меж высоких деревьев, лаская кожу. Тёплый и ясный летний день подходил к концу, но мальчишка знай себе брёл по полянке, медленно переставляя босые ноги и ощущая подошвами мягкую траву. Вокруг порхали яркие насекомые, садились на огненно-жёлтые цветы и через несколько мгновений вновь взлетали, продолжая дивный, неустанный танец в воздухе. Мальчишка, заворожённый открывшимся зрелищем, раскрыл рот и сделал шаг к одному из насекомых, потом к другому, не решаясь выбрать единственное из столь разных по форме и расцветке необычных существ. Наконец, его взгляд привлекло то, что сидело на цветке, — огромные чёрные крылья медленно складывались, жёлто-красные пятна на них притягивали взгляд, гипнотизировали. Мальчик медленно потянулся к чудо-жучку ладошкой, боясь и спугнуть, и дотронуться. На мгновение его ладонь зависла в воздухе, а бабочка — тот неведомый жучок — не боясь его, спокойно расправляла и складывала крылья. Но в какой-то момент страх ушёл, и ребёнок накрыл ладошкой насекомое, замечая краем глаза движение и от удивления раскрывая рот в беззвучном возгласе: чудо-жучок невероятным образом выскользнул из-под ладоней, которые уже накрыли растение.

— Стой! — малыш в гневе затопал ножками, приминая траву, цветы, сочную зелень. Его очень огорчила и раздосадовала неуступчивость насекомого. — Стой, я сказал!

И, нахмурив личико, он побежал вперёд, пытаясь неловко сгрести руками воздух вместе с красивой бабочкой, легко ускользавшей от мальца. Он злился, желая одного: получить, наконец, сказочно-красивое существо. Несколько раз останавливался и опять принимался топать ножками, гневно и одновременно обиженно выкрикивая:

— Всё равно я тебя поймаю!

А бабочка, словно играя с ним, отлетала недалеко и садилась на цветок в нескольких шагах. Кружила по поляне, будто насмехалась над неуклюжестью пацана. И он совсем разозлился. Насекомые разлетелись, когда мальчишка начал пинать траву — зелёные веточки летели в стороны, и бабочке не осталось