Имидж старой девы - Елена Арсеньева

Да. Но сначала – проследить за Зиселом. Хорошо, если непридется бежать за ним на другой конец Парижа!

Зисел стремительным, пружинистым шагом идет по улицеПрованс. Я перебегаю от витрины к витрине – следом. Черт, эти джинсы… такиетугие! А впрочем, чего ждать, если каждый день снимать стрессы такимколичеством пирожных? Хватит «браунисов», «макарони» и кошмарно жирных«сент-полей», надо худеть!

В это мгновение Зисел останавливается и начинает рыться вкарманах. Я вжимаюсь в какую-то дверь. Зисел достает пульт – и тотчасоткрывается дверца синего «Ситроена» с тонированными стеклами, приткнувшегося ктротуару неподалеку от стеклянных дверей высокого здания. Зисел садится.

Вот зараза! Как я буду пешком преследовать автомобиль?!Сейчас он умчится – и пропал мой единственный шанс увидеть его лицо!

Однако «Ситроен» не трогается с места. И только теперь доменя доходит, что Зисел устроился на заднем сиденье, а не за рулем. Или вавтомобиле его кто-то ждал? Но тогда почему он воспользовался пультом?

Задняя дверца «Ситроена» распахивается снова. Из машинывыходит высокий мужчина в элегантном сером костюме и синей водолазке. На носу унего очки, одной рукой он безуспешно старается пригладить свои короткие черныеволосы так, чтобы прикрыть небольшую плешь, а другой нажимает на кнопку пульта,включая сигнализацию.

Перебежав через дорогу, он входит в те самые стеклянныедвери, о которых я уже упоминала. Чем-то мне знакомы и эти двери, и здание,которому они принадлежат, и большая табличка у входа. Я тупо вчитываюсь.

«СА «Кураж», – вот что написано на ней.

Оборачиваюсь и внимательнейшим образом оглядываю дверь, ккоторой прижалась. На ней синяя кованая решетка, которая тоже кажется мнечем-то знакомой. Господи Иисусе, да ведь это наш подъезд!

Ну, теперь неудивительно, что человек, вышедший из«Ситроена», тоже показался мне знакомым. Ведь это тот самый трудоголик,компьютер которого работает по ночам.

Так вот кто он такой – Бонифас Зисел!

Тут я окончательно перестаю что-нибудь понимать. Открываюдверь и поднимаюсь на лифте в мансарду. На ходу раздеваясь, пробегаю вкрошечный туалетик, включаю воду над маленькой раковиной. Где туалетноемолочко, где жидкость для смывки туши? Скорей, скорей! Бертран… Может быть, онранен, может, истекает кровью, зовет меня на помощь…

Я сейчас! Я уже бегу! Но не прежде, чем сниму с себя этуличину. Не прежде, чем снова стану самой собой.

– Ребята, не подскажете, как мне отсюда до аэропортадобраться? – спросил Бергер, выходя на крыльцо жуткой больнички, где лежалКирилл.

Двое «постояльцев» сего богоугодного заведения, одетые вточно такие же, как у Туманова, доисторические коричневые пижамы, сидели наступеньках и курили одну сигаретку на двоих, честно передавая ее друг другуровно через две затяжки.

Посмотрели на Бергера такими затуманенными взорами, что ондаже заподозрил в этой «трубке мира» нехорошее зелье, однако сигарета ничемособенным не пахла. Это была «Вирджиния Слим». Изысканная «Вирджиния Слим»…

Бергер подавил усмешку. Именно эти сигареты курила егобело-розовая приятельница. Понятно, значит, каким образом она установилаконтакт с аборигенами! Ну что ж, пойдем проторенным путем.

Он вынул из кармана пачку «Соверена» – отнюдь не «лайт»! – ипротянул мужикам. В принципе, Бергер не курил, но сигареты при себе имелвсегда. Мало ли что, запас карман не тянет, как говорил его русский прадедушкаИннокентий Смольников. Без секундного промедления пачка была схваченакоричневой заскорузлой рукой и распечатана.

– Наконец-то нормальное курево, – пробормотал лысоватыйчеловек с лицом столь же заскорузлым, как его рука. – А то сосешь эту ириску…Но как откажешь? Не обижать ведь! Больно женщина хорошая!

Бергер не без умиления выслушал комплимент своей подруге иеще раз спросил, как доехать до аэропорта.

С помощью «Соверена» оказалось – раз плюнуть. От воротпройти налево «шагов пятьдесят», перейти дорогу, сесть на трамвай – здесь ходиттолько один номер. Доехать до конечной. Там тоже перейти через дорогу и упастьв любой автобус или маршрутку, которые идут до Дворца культуры Автозавода.Оттуда ходит автолайн прямо в аэропорт.

– Ветер тебе в паруса! – романтически пожелал мужик скоричневым лицом, и Бергер вышел за ворота больнички, чувствуя себя так, словнои впрямь отправляется в героический военный поход. Или плавание, раз уж речьзашла о парусах.

За воротами Бергер, как и было указано, сразу повернулналево. Хотелось на прощанье оглянуться, но он знал, что окна ординаторскойвыходят не на улицу, а во двор, поэтому вряд ли Туманов машет ему вслед ипровожает на подвиг. Да никакой опасности там, в аэропорту, независимогоследователя Бергера не ждет, он почти убедил Туманова в этом, а также в том,что налицо какое-то недоразумение. Роковое, быть может, почти убийственное, новсе-таки недоразумение. Как только парень упомянул, что сначала в кабинете былеще какой-то подозрительного вида человек, которого потом увел охранник, Бергерсразу предположил, что «киллер» (иначе милиционера, который его избивал,Туманов не называл!) приезжал именно за ним. А Туманова просто-напросто принялза него! Есть такие бешеные среди ментов, что и говорить, Бергер довольно сэтим народом покрутился бок о бок, чтобы усвоить: многим из них совершенно неписан тот самый закон, который они якобы защищают. Вот именно, якобы!

Туманов слушал все многословные и в общем-то убедительныедоводы Бергера с ожесточенным выражением лица. Потом сказал:

– А начальник службы безопасности аэропорта, этот самыйМалютин, здесь, значит, ни при чем?

– Думаю, да, – ответил Бергер, который и в самом деле был вэтом убежден.

– А я так не думаю, – спокойно (узлы желваков на щекахвыдавали, сколь дорого стоило ему это спокойствие) промолвил Туманов. – Ведьесли он догадался, что меня увезли вместо того, другого человека, ему былодостаточно разыскать «киллера». Он же знал, кто именно за тем азером долженприехать. Ладно, предположим, не знал, предположим, предположим! – выкрикнулвдруг Туманов, с силой ударяя себя кулаком по ладони. Но тут же овладел собой,сунул руки в рваные карманы пижамы. Лицо его, которое казалось Бергеру раньшеотталкивающе-смазливым, было просто бледным и каким-то потерянным. По мнениюБергера, «красавчик» теперь больше был похож на человека, однако уж оченьдорогой ценой далось ему это преображение…