Имидж старой девы - Елена Арсеньева

Мон Дье! Что же мы увидели! Балконы, окна террас былизаполнены зрителями; все парижские жители нетерпеливо ожидали вступленияиностранного войска, как если бы это были не захватчики, а освободители. Толькотут я поняла, как обособленно мы живем в Мальмезоне, как далека жизнь нашейкрохотной колонии от подлинной жизни страны. Вроде бы до нас доходятмногочисленные слухи, Моршан беспрестанно курсирует между Мальмезоном иПарижем, мы читаем последние газеты, и даже сам князь Беневентский пытаетсядержать нас в курсе всех последних событий. Но вот именно – событий, а ненастроений! И только сейчас я впервые понимаю, что падение Наполеона – дляПарижа вовсе не такая трагедия, как для Мальмезона и некоторых обитателейТюильри. О, сколь непостоянна народная любовь! Они забыли прежнего кумира – онисияют улыбками навстречу северным варварам!..

Справедливости ради следует сказать, что пока завоевателиведут себя как цивилизованные люди. Вот что мне удалось узнать, стоя в толпе.

На ранней заре русская конница, предводительствуемая великимкнязем Константином Павловичем, и гвардии союзных держав построились в колонныпо дороге к Парижу. Русский император со своим штабом отправился в Панкенсо,куда прибыл и король прусский со своей свитой. Здесь победителей ожидалипрефекты парижских округов. Царь Александр обратился к ним с речью:

– Ни Франции, ни французам не воздам злом за зло. ОдинНаполеон мне враг…

Право, слова, достойные просвещенного государя! Сказать,впрочем, можно все. Посмотрим, как-то он подтвердит их делом!

Но продолжаю описывать сей невероятный, достопамятный день.

Оба государя, Александр и Вильгельм, в сопровождении князейи своих полководцев направились через парижские заставы к предместьюСен-Мартен. Казаки и гвардия возглавляли шествие. Граф Ларошфуко прибыл ксоюзным государям с белым бантом, предлагая себя в проводники русскомуимператору.

Около полудня все войска – конница и пехота, – отличавшиесяпревосходной выправкой, предшествующие императорским свитам, вступили в городпод звуки труб и военной музыки. При прохождении через предместья отчрезмерного стечения народа воинское шествие надолго замедлилось: казалось, всем месте соединился весь Париж; никак нельзя было двинуться. Только в час днясоюзное войско появилось на бульваре Пуссоньер.

Не стоит объяснять, что я смотрела на них без симпатии.Однако… не могла не проникнуться парадоксальностью момента! Парижские жителисозерцали зрелище, которое долго еще не забудется в мире: они видели блестящуюармию среди горожан, ничем не обеспокоенных; видели неприятельское войско,принятое как войско, возвратившееся в свое Отечество.

Боже мой, как приветствовал их народ! Все махал руками,кивал головами, все кричал:

– Да здравствует Александр, да здравствуют русские!

– Да здравствует Вильгельм! Да здравствует императорАвстрии!

– Да здравствует Людовик, да здравствует король!

Ага… это роялисты. Невольно оглядываюсь, словно ожидаяувидеть главного выразителя их чаяний – князя Беневентского, – но не вижу его.Теперь нет смысла скрывать свои пристрастия, но, пожалуй, он счел ниже своегодостоинства смешаться с народом. Затаился в доме, словно старый, хитрый лис вноре…

О господи, как же они орут! Прямо с ума сошли от этихрусских!

– Покажите нам прекрасного, великодушного Александра! –кричали красивые женщины, цепляясь за упряжь офицерских коней, так что один измолодых воинов принужден был приостановиться, чтобы ответить учтиво:

– Сударыни, вон он, в зеленом мундире, рядом с прусскимкоролем.

У него прекрасная французская речь! Недаром дама восхищена:

– Но, сударь, вас можно принять и за француза.

– Много чести, мадам. Я этого не стою, – улыбнулся русский,но дама снова во все горло закричала:

– Да здравствует Александр! Да здравствуют русские, героисевера!

Тем временем царь остановился у Елисейских Полей, иТриумфальная арка, этот символ славы Бонапарта, смиренно изготовилась принятьего.

О, какое счастье, что здесь нет Мадам! Не стану рассказыватьей о том, как победители стояли у Триумфальной арки, как волны народныетрепетали, колыхались, бились вокруг русского императора. Он более всех изгосударей союзных держав привлекал восторженное внимание. И стар, и млад, ипростолюдин, и первостепенный парижский житель – всяк норовил схватить царя заруку, за колени, за одежду, хотя бы за стремя, чтобы снова и снова воскликнуть:

– Да здравствует Александр, долой тирана! Да здравствуютнаши избавители!

Впрочем, я слышу вокруг не только здравицы, но и всякиеблагоглупости:

– Посторонитесь, господа, артиллерия! Какие длинные пушки,длиннее наших!

– Какая большая лошадь! Степная, верно!

– Посмотри, у него кольцо на руке. Верно, и в России носяткольца.

– Отчего у вас белокурые волосы, господин офицер? Отчего онидлинны? В Париже их носят короче. Великий артист, парикмахер Дюлон, острижетвас по моде.

Наконец мы с Моршаном понимаем, что все – мы пресыщены этимзрелищем! Пора уходить. Пора возвращаться.

Сил у меня нет совсем, до кареты Моршан то ведет меня подруку, а то несет. И как подумаю, что это еще предстоит описать Мадам, сновапережить триумф русских и унижение Франции…

У меня не сестра, а чистое золото. Я имею в виду младшуюсестру, конечно. Маришку. Она мигом поняла, что со мной что-то неладно, апотому положила в колыбель очень кстати уснувшую Лизоньку, набросила плащик исама сбегала и в булочную, и во «Франпри»! Принесла не один «Браунис», а три.Сегодня на обед, сегодня на ужин и завтра на обед. Поскольку сладкое – лучшийтранквилизатор.