Причуды богов - Елена Арсеньева

– Позаботьтесь о ней! – приказала холоднои, предоставив Юлию хлопотам горничных, ушла, покачиваясь из стороны в сторону,словно былинка на ветру, – но былинка, которая исполнена уверенности,будто она своим покачиванием вызывает ураган.

Можно было ожидать, что наутро Юлия пальцем несможет пошевельнуть, однако такой ясности в голове мог бы позавидоватькакой-нибудь мыслитель перед решением неразрешимой задачи, полководец наканунесражения. Юлия и чувствовала себя чем-то средним – а точнее, лазутчиком в станеврага, потому что, едва проснувшись, она знала, чего хочет и что необходимосделать как можно скорее: уйти отсюда. Скрыться, исчезнуть!

Ей вовсе не улыбалась мысль провести еще богзнает сколько дней в таборе Тодора. Достаточно и тех трех, а то и четырех (онапотеряла им счет!), которые слились в ее памяти в один шумный, пестрый,хохочущий, пахнущий тиной комок. Это до чего же надо дойти, чтобы не узнатьродного отца, когда он оказался в подвале! Разве что она в это время спала,накрепко одурманенная зулой… А отец, значит, все-таки получил известие отВасеньки Пустобоярова, царство ему небесное! Верно, отправил все-таки нарочногов ставку, не ожидая утра… Да зря. Но ничего. Во всяком случае, отец знает, чтоЮлия жива, где-то скитается по Польше, и теперь всякий русский солдат, которогоона встретит, будет ей проводником и защитником, ибо наверняка имеет приказискать княжну Юлию Аргамакову и оказывать ей помощь.

По складу своей непоседливой натуры Юлиясовершенно не способна была долго предаваться печальным переживаниям. Ей надобыло всегда знать, что она будет – или хотя бы что нужно – делать в следующуюминуту! И делать это! Самое главное было раздобыть сейчас одежду. Ни за какиеблага мира она больше не наденет цыганские лохмотья, уж лучше убежит,закутавшись в шелковое покрывало, босиком по снегу. А впрочем, надобнопосмотреть в шкафу. Вдруг здесь что-то есть…

Юлия спрыгнула с постели, завернулась впростыню и ринулась к шкафу, стараясь не смотреть на скромно задернутыешторками сиреневые ниши, однако взгляд случайно упал в окно – и ее словно поглазам ударило: вся округа была затянута нежным зеленоватым сиянием.

Что за чертовщина?! Фейерверк? Однажды Юлииприходилось видеть такое, когда в небо взлетали многоцветные огни, раскрашиваялица гуляющих и весь парк Лазенки множеством оттенков. Да нет, какой фейерверкбелым днем? Солнце в небе…

Юлия подкралась к окну – и была вынужденасхватиться за подоконник, чтобы не рухнуть от изумления.

С чистого, по-весеннему промытого, голубогонеба сияло утреннее солнце, заливая бледно-зеленую, чуть проклюнувшуюся листвуогромного парка. И вдали, на горизонте, темно зеленел лес, нежно – луговина.Жаворонок бился в вышине и заливался так звонко, что и воздух, и оконныестекла, чудилось, дрожат от его трелей.

Юлия тряхнула головой, беспомощно огляделась,вновь обратила расширенные глаза к окну.

Что, ради всего святого, случилось сприродою?! Какие могли произойти в ней блаженные катаклизмы, чтобы за три, ну,четыре дня растопить весь снег (Юлия помнила окровавленный сугроб под этимокном!), высушить землю, прогреть ее и укрыть зеленым покрывалом?! Это ужпрямо-таки какое-то библейское чудо! Или у нее позеленело в глазах? Или…

Вот именно.

Сердце замерло от внезапной догадки –страшной, как выстрел в спину.

Три, ну, четыре дня назад, говоришь ты, здесьлежал снег?! И все время, проведенное в подвале, у тебя смешалось в голове?!Да, этот клубочек размером побольше, чем в три-четыре дня! А если в месяц,никак не меньше? Чудес не бывает – на дворе апрель!

Юлия отвернулась от окна, зажмурилась до боли,потом поглядела в стену, на которой бежали-сплетались серебристые причудливыеузоры на сиреневом фоне, потом резко повернулась – и уставилась в окно споследней надеждою.

Нет, напрасно.

Солнце, голубое небо, чистая зелень –весна-красна во всем своем великолепии.

– Ну что ж, – вслух произнесла она,пытаясь хоть в звуках своего голоса обрести что-то привычное, неизменчивое вэтом преобразившемся мире, – по крайней мере, и впрямь можно уйти босиком!

– Ножки не боишься наколоть? – послышалсярядом голос. Он был негромким, но Юлия так и подскочила, а потом, не глядя,ринулась в раскрытые объятия Ванды, чувствуя такое облегчение, что даже слезыхлынули из глаз.

Слава богу, она не одна на свете. Слава богу,Ванда вернулась!

Через несколько минут, после множествапоцелуев, всхлипываний и бессвязных причитаний, Юлия взглянула наконец наподругу и увидела, что глаза той влажны и печальны, а лицо осунулось, щекиввалились.

– Что с тобой? Ты была больна?

Ванда кивнула:

– Да. Тем же, чем и ты.

Юлия взглянула непонимающе, потом ахнула:

– Тебя тоже поили зулой, держали в подвале?!

– На первый вопрос – да, на второй –нет, – улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться Ванда. – Впрочем, ина первый – тоже не совсем да. Я сразу выпила ее слишком много – и чуть неумерла. Не описать, что со мной было, – довольно, что жива. Тогда ониоставили меня в покое – все, кроме Тодора. Меня держали взаперти, а он приходилкаждую ночь – иногда и днем.

– Мне кажется, я видела тебя в подвале, –задумчиво свела брови Юлия, вдруг вспомнив синие глаза, глядевшие на нее состранным выражением.

– Видела?! – так и ахнула Ванда. – Яукрадкой искала тебя… И мне один раз показалось, что даже узнала, но я былатогда еще одурманена, а у тебя почему-то были черные волосы…

Юлия кивнула:

– Да. Были. И вот так же отец, наверное,глядел на меня – и не узнал, а я ничего не соображала.

– Ты знаешь? – прошептала Ванда, и слезытак и хлынули из ее глаз. – Ох, ты меня, наверное, проклинаешь,ненавидишь, это ведь я тебя заманила сюда, в эту ловушку!

Юлия только плечами пожала, и Ванда молящеприжала руки к груди:

– Пожалуйста, поверь! Я хотела как лучше,когда повела тебя в подвал. Думала спрятать надежнее. Я не могла и вообразить,что Эльжбета предаст и меня тоже. Пожалуйста, поверь мне, пожалуйста!

– Да я верю, верю! – Юлия тихонькопогладила ее по мокрой от слез щеке. – Мы обе попались.

– Мы обе попались – мы обе и выберемсяотсюда! – воскликнула Ванда. – Не то Эльжбета сгноит тебя в этомподвале, навеки сделает забавой Тодора!..

И осеклась. Что-то мелькнуло в ее глазах…какая-то тайная мысль. И Ванда быстро проговорила: