Причуды богов - Елена Арсеньева

– Умираю от жажды! – прошелестела Юлия, иБаро нетерпеливо щелкнул пальцами. Юлия увидела, как Стэфка схватила зеленыйсосуд и ахнула: тот был пуст. Ринулась было куда-то, да споткнулась на ровномместе, упала, а к Баро приблизилась Эльжбета и, покорно склонив голову, подалаЮлии большой глиняный кувшин.

Юлия с жадностью припала, осушила до дна – атам было не меньше половины! – хотя питье было незнакомым, тепловатым,безвкусным, пресным. Но так сильна была жажда, что Юлия пила, пила… И только напоследних глотках она вспомнила название этого напитка: вода! Оказывается, вводе можно не только мыться, вот чудеса…

Она поставила кувшин и в то же мгновениеощутила на своей шее и груди что-то тяжелое, теплое. Изо всех ртов вырвалсяобщий вопль изумления, и, опустив глаза, Юлия тут же снова зажмурилась,ослепленная блеском бриллиантов.

Знаменитое ожерелье Баро! Он… он надел его нашею Юлии?! Но зачем?! Что же это значит?!

Баро сам ответил на этот вопрос. Не говоря нислова, он пошел к выходу, держа Юлию за руку и чуть ли не волоча ее за собой.Мелькнули злые, мстительные глаза Эльжбеты – и подумалось, как о чем-то бесконечноважном: померещилось ей или в самом деле Эльжбета подставила ножку Стэфании,бегущей с пустой стекляницею в руках? Но зачем? Неужто лишь для того, чтобыневозможно было принести зулы, чтобы напоить Юлию этой противной водою?

Какая чепуха!

Оказывается, не все цыгане жили в подвале. Вовсяком случае, Баро потащил Юлию вверх по лестнице, и у нее возникло смутноеощущение, что она уже шла, вернее, бежала этой лестницей – но не вверх, а вниз.И это, помнилось ей, было куда легче, потому что теперь она очень скоровыбилась из сил и едва поспевала за Баро. Правда, оба молодых цыгана шлиследом, подталкивая ее довольно немилосердно, когда она спотыкалась, однако вих прикосновениях не было похоти – и на том спасибо, потому что они не казалисьЮлии даже привлекательными, не то что возбуждающими. Кстати сказать, как иБаро… Первый порыв восторга, гордости – она избрана из всех! – прошел, итеперь Юлия ощущала только, как неприятно влажна его тяжелая рука, котораяслишком крепко стискивает ей пальцы, да как колет бриллиантовое ожерелье голуюгрудь.

Юлия подумывала было вырваться и вернуться вподвал, однако вдруг поняла, что ей этого совершенно не хочется. Конечно, тамбыло весело, но не век же там сидеть! Она чудно провела день, а вернее, два…ведь ложились спать, и, кажется, даже не единожды… нет, не вспомнить! А теперьей надо спешить. Куда? И этого не вспомнить. Но уж наверняка не в постель Баро!

Она рванула руку, и Баро от неожиданностивыпустил ее.

– Не хочу идти с тобой! – крикнула Юлия. –Устала! – И она плюхнулась на ступеньку, ощутив вдруг сильнейшееголовокружение.

Лицо Баро, освещенное огоньком свечи,качалось, уплывало… Юлия потянулась схватить его, поставить на место, чтоб недразнил ее, но руки поймали пустоту, а раздраженный голос Баро послышалсясовсем с другой стороны:

– Что с ней? Она что, пила вино вместо зулы?

– Нет, воду, – послышался снизу ехидныйголос, в котором Юлия узнала голос Эльжбеты, – всего лишь воду!

– Кто посмел… – выдохнул Баро, а потомразразился водопадом каких-то непонятных слов, верно, ругательств, уж больнояростно они звучали, словно били ее по голове. Это был не водопад, а камнепадкакой-то, который утих не скоро – когда Баро проговорил:

– Ладно. Кто-нибудь, ты, Чеслав, что ли…Бегите вниз и принесите зулы. Да поскорее!

Один из цыган ринулся было вниз, но на путистояла Эльжбета:

– Нет нужды. Возьмите девку и несите наверх. Уменя там есть зула.

Мысли тряслись в голове Юлии в тактбеспорядочным прыжкам по ступенькам, однако ей все же удалось поднапрячься исообразить: зула – это, верно, то питье, к которому она так пристрастилась вподвале. Ох, скорее бы глотнуть его вновь, скорее! Горло будто засыпано песком,и тошнит, тошнит мучительно. И голова болит.

К тому времени, как ее подняли на второй этажи внесли в комнату, показавшуюся знакомой, Юлия едва сдерживалась, чтобы вголос не застонать, даже не завыть. Так плохо ей не было никогда в жизни: ни влапах Яцека, ни перед голым страшным Адамом, ни в подземелье Жалекачского.Изумление от этих картин, внезапно возникших перед нею, оттого, что,оказывается, не вся ее жизнь прошла среди этих цыган и научиться потрясатьгрудями было не самой главной ее целью, на какое-то время отвлекло от боли вовсем теле, но тут же боль воротилась – еще более мучительная, и такая дрожьзаколотила Юлию, что она не смогла усидеть в кресле: пришлось уложить ее насиреневое покрывало постели.

– Придержите ее, – велел Баро, и цыганеприжали плечи и ноги Юлии к постели, но туловище ее судорожно выгибалось. –Да где Эльжбета, черт возьми!

– Здесь. – Бледная, невзрачная женщинапоявилась в дверях и стала, кутаясь в черную шаль.

– Где зула? Ты говорила, что у тебя есть зула!

– Нет, – покачала головойЭльжбета. – У меня нет зулы.

Она ловко уклонилась от кулака Баро, летевшегоей в лицо. Впрочем, он не очень-то старался.

– Свое ты еще получишь! – буркнул он сненавистью. – Много воли взяла, графиня! Забыла, как колени мнеоблизывала, умоляя остаться здесь?! Но все! Хватит! Терпение мое лопнуло!Больше ни дня! На дворе уже тепло, самое время в путь! Завтра же уходим!

– Только этого я и хочу, Тодор, – тихосказала Эльжбета, и Юлия краешком сознания догадалась, что это и есть имяцыгана, а Баро – не то прозвище, не то чин. Впрочем, какая ей-то забота?

– Зулы… – с трудом выталкивая из себя звуки,прохрипела она. – Зулы дайте… – И умолкла, потому что горло ее снова свелосудорогой.

– Чеслав, Петр! – выкрикнул Тодор. –В подвал, живо, ну!

Цыгане враз метнулись к двери – и замерли внелепых позах прерванного бега: Эльжбета, прислонясь к притолоке, загораживалапуть, и в обеих руках ее было по пистолету.

– Живо, ну! – передразнила онаБаро. – Только кто-то из вас схлопочет пулю, а если повезет, то достанетсяобоим. Пистолеты заряжены.

– Неужто в тебе нет жалости, Эльжбета? –пробормотал цыган. – Девочка погибнет, если…

– Кто-то здесь говорит о жалости? –усмехнулась Эльжбета. – Кажется, ты, Тодор? И в самом деле! Человек,который жизнь мою скрутил и изломал, будто хворостину, кого-то пожалел? Что стобой, Тодор? – Она тихонько хихикнула, Баро дернулся, будто от удараплетью, но не двинулся с места: пистолет в правой руке Эльжбеты стерег каждоеего движение.