Причуды богов - Елена Арсеньева

– Погодите. – Юлия умоляюще схватилаграфиню за руку, но тут простыня наконец соскользнула с нее, оставив в чем матьродила. При взгляде на ее стройное тело в глазах Эльжбеты мелькнул огонь такойнеистовой ревности даже не из-за Тодора, а просто – ревности давно увядшейкрасоты к красоте цветущей, – что Юлия испугалась: кажется, доброе отношениек ней Эльжбеты – весьма хрупкая вещь!

Она торопливо обмоталась простыней снова иперехватила исполненные ненависти взгляды, которыми мерились кузины.

Ого! Кто бы мог подумать! Каждая из них –помеха тайным замыслам другой, и если Юлии удастся сыграть на этом…

– Эльжбета, – молвила она решительно – иедва не засмеялась, ибо не менее десятка самых разных чувств враз сменились набледном лице графини: от высокомерия и возмущения фамильярностью до насмешливойготовности все-таки послушать, что скажет эта вконец обнаглевшая «рыжаякацапка».

А Юлию понесло, и она уже не моглаостановиться. Ведь идея, пришедшая ей в голову, была такой простой и давалазамечательную возможность раздать всем сестрам по серьгам.

– Ты хочешь избавиться от Тодора? – Опятьсверканье в глазах, опять поджатые губы. – Но почему? Ты ведь будешьстрадать без него!

– Это с ним я страдаю! – ненавидящесузила глаза Эльжбета.

– Нет, не с ним! – не унималасьЮлия. – Не с ним, а со Стэфкой, и Петром, и Чеславом, и со всеми этимидевками. Они опутали его, словно сети, и уже не он их ведет, а они его тащат засобою. Ведь правда?

Эльжбета передернула плечами:

– Что толку судить да рядить? Всепереговорено, и не раз. Его не изменить.

– Не изменить? – вкрадчиво заглянула ей влицо Юлия. – А меня можно было изменить? Да так, что для меня два месяца водин слились, что я про все на свете забыла! И уж точно умерла бы в томподвале, когда б ты меня не спасла!

Строго говоря, это было не совсем так:все-таки забрать Юлию из подвала решил Тодор, а Эльжбета лишь воспользоваласьблагоприятной ситуацией. Но кому сейчас важны такие мелочи? Уж конечно, не Юлиии тем паче не Эльжбете, которая вновь взглянула на свою пленницу благосклонно:

– Это ты о чем?

– Да так, – пожала плечами Юлия. –Представила, что может быть, если Тодор вдруг выпьет столько зулы, что обо всемзабудет, вообразит себя графом и велит своему табору уходить без него, а самрешит остаться.

– Да ну, чепуха! Что он, спятил, чтоли? – воскликнула Ванда, однако Эльжбета лишь отмахнулась от нее, не сводяглаз с Юлии:

– Что ж, твоя фантазия заманчива. Но какзаставить его пить зулу? Он-то знает ее силу и даже близко к ней не подходит,бережет себя.

– Ну! – недоверчиво воскликнулаЮлия. – Разве в имении не отыщется трех-четырех сильных, преданныхгайдуков или хотя бы холопов, чтобы крепко связать Баро и заставить его открытьрот?

– Да он ведь этого вовек не простит! –снова воскликнула Ванда, и Эльжбета устремила на нее пренебрежительный взгляд:

– Ну ты-то чего всполошилась, как курица, непойму? Чего он мне не простит? Его только день надо в путах продержать, а потомот зулы и за уши не оттащишь, не так ли? – обернулась она к Юлии свыражением почти даже страха на лице. – Ну ты и хитра! Ну ты и… Не хотелабы я встретиться с тобой на узкой дорожке! Экую преизрядную месть измыслила: имне, и Тодору! Теперь моя вековая забота будет одна: чтобы зула не выводилась вдоме. Но, хвала Господу нашему Иисусу Христу, он щедро засеял земные просторыконоплею, а раз так… Ладно, это уж мои заботы. Но ты права, Юлия. – Впервый раз графиня назвала ее по имени! – Ты права: двадцать лет назад ясебе эту постель постелила – и не хочу спать ни в какой другой. Я люблю Тодора.

– За что? – прошептала Ванда чутьслышно. – За что, боже мой?!

– Тебе ли спрашивать! – обожгла ее взоромЭльжбета. – Тебе ли не знать, что истинно любят не за что, а вопрекивсему? Несмотря ни на что! А за грехи, за пороки еще крепче и жальче, чем дажеза доблести.

Ванда прикусила губу, отвернулась.

– Сейчас принесут тебе одежду, Юлия, –сказала Эльжбета, направляясь к двери. – И уходи поскорее, поскорее.

– Не то – что? – вновь начала задиратьсяВанда. – Не то передумаешь?

– Теперь уж нет, не передумаю, – светло,юно улыбнулась Эльжбета. – Теперь Тодор навеки со мной будет! И, можетбыть, теперь… Я ведь не так еще стара, в конце концов! Может быть, теперь ясмогу родить ему сына!

Она торопливо вышла.

– Сына! – взвизгнула Ванда. –Misérable! [62] Пресвятая Дева, Матерь Божья! Нет, ты виделакогда-нибудь таких старых дур?!

Юлия молчала. Она смотрела в окно, но ничегоне замечала. Зеленая прелесть апреля дробилась, плыла, сверкала в слезах,неожиданно застлавших глаза.

Любить не за что, а вопреки… Не о ней ли этосказано?

Сколько помнила Юлия, они и прежде молчали сВандою в дороге, а не трещали сороками, но никогда еще молчание не было такимтяжелым и давящим. В Бэз им указали короткий путь к переправе через Буг, ислова эти Юлия вначале пропустила мимо ушей, а потом они заставили еепризадуматься. За то время, какое она провела в беспамятстве, картина войнывновь переменилась, и русские части приблизились с востока к Варшаве. Конечно,был риск сейчас нарваться на поляков, однако лишь на какой-нибудь случайныйотряд. Тоже ничего хорошего, но если… Если прежде Юлия не сомневалась, чтоВанда выпутает ее из всякой передряги, то сейчас такой уверенности не было.Ванда, которая прежде так рвалась в Вильно, теперь без спора повернула обратно.

Почему?! Что изменилось в ее планах?! Онаничего не объясняла, но коня погоняла неутомимо, словно спешила изо всех сил.Да и то – унылые равнины, иссеченные множеством маленьких речек, словно в сетьими схваченные, кого угодно могли раздосадовать. Собственно, только об этихречках путешественницы и говорили, когда давали себе труд разомкнутьнеприязненно поджатые губы. Кони боязливо храпели, входя в неведомые,непонятной глубины водоемы. Ванда нервничала, готова была все их объезжать,петляя и рискуя заблудиться, но Юлия присматривалась внимательно и там, гдепологий берег и широко разлившаяся вода обещали мелководье, пускала коня вброд.Ванда с неохотою следовала ее примеру, и Юлия несказанно удивилась,догадавшись, что та боится воды.