Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса - Сильвана Патерностро

РОУЗ СТАЙРОН. Насколько я помню, Билл Люэрс понимал, что Клинтон, видимо, уже был наслышан о Габо и потому увел разговор от волнующей Габо темы и передал инициативу президенту, желающему поговорить о писательстве и о литературе… Карлос тоже охотно участвовал в разговоре о писателях, которых читал Клинтон. Я хочу отметить, что их немало заинтересовали познания Клинтона в латиноамериканской литературе. Он заговорил о молодом мексиканском романисте, книгу которого как раз в то время читал и оценивал довольно высоко. Это ошеломило Карлоса с Габо, ведь оба они знали того молодого автора. Его имя я сейчас не вспомню, но они и правда очень удивились, что Клинтон читает его вещи. К тому же Клинтон еще и наизусть цитировал отрывки из прочитанного. На них сильное впечатление произвела широта его литературных познаний. Познаний не только в творчестве Габо, но и в литературе в целом. Мне также было известно, что Челси — большая поклонница Габо, и тогда она как раз читала одну из его книг. Затем Габо пригласили в Белый дом. По-моему, в том же году. Ну, или, может быть, позже. Думаю даже, это было как раз в ту зиму, когда Челси особенно хотела встретиться с ним.

УИЛЬЯМ СТАЙРОН. Полагаю, Маркес искренне желал познакомиться с Клинтоном, которым восхищался, и хотел обсудить с ним политическую обстановку в Латинской Америке, Кубу, Колумбию, Мексику и прочее, но Клинтон предпочел говорить о литературе. Вечер протекал великолепно; казалось, Клинтон читал все на свете, так что беседа была очень содержательной. Немного позже, во время обеда, президент принял звонок от Мейджора — тот рассказал о попытках примирения в Ирландии. Как видите, наше «разговорное меню» включало Кубу, Ирландию и мексиканскую литературу, и этим, собственно, круг тем исчерпывался. И все же, надо полагать, кое-каких ревербераций мы своим обедом добились, потому что потом, уже в Латинской Америке, я несколько раз слышал упоминания о том обеде.

САНТЬЯГО МУТИС. Есть у Габо огромное желание — помогать Латинской Америке. Вступаться за Кубу, за слушателей своих кинематографических курсов. Он хочет участвовать в разрешении политических проблем, помогать людям переносить то, что выпадает на их долю. Возможно, он считает, что на своем месте может кое-чему поспособствовать.

УИЛЬЯМ СТАЙРОН. Так оно и есть. Впрочем, для Латинской Америки это феномен достаточно распространенный. Помнится, когда президентом Мексики был Салинас, мы с Габо ездили повидаться с ним. Габо — он, знаете ли, лучший в своем роде. Хотя это касается писателей в целом. Октавио Пас оказывал влияние на дела в Мексике. Черт возьми, да тот же Варгас Льоса был в шаге от президентства. Но, помнится, я уже об этом говорил; вряд ли это что-то значит, но сам факт того, что писатель пользуется чрезвычайным политическим и культурным влиянием, какое было у Габо в Латинской Америке, в Соединенных Штатах кажется невероятным.

ХАЙМЕ АБЕЛЬО БАНФИ. Не будем забывать, что при правительстве Белисарио он пробыл здесь с 1982 по 1986 год, то есть все время, пока у нас тут взрывались бомбы. Он часто приезжал в Колумбию, потому что Белисарио не раз звал его, искал его, привлекал, но на голову горемычного правительства Белисарио вечно валились беды — то захват Дворца правосудия, то Армеро, то сорванные переговоры о мирном процессе с ФАРК в Тласкале. Правительство Барко[125] тоже хлебнуло немало: тут тебе и борьба с наркотрафиком, и вопрос экстрадиции, и взрывы. После пришло правительство Гавирии. Гавирия возобновил попытки привлечь Габо. Более того, Гавирия просил Габо внести коррективы в конституцию 1991 года. И Габо внес.

УИЛЬЯМ СТАЙРОН. Североамериканская пресса обошла наш обед полнейшим молчанием, не затратив на новость ни капли типографской краски, зато все испаноязычные газеты мира вышли с огромными шапками на первых полосах. Полагаю, у этого были причины, о которых я говорил выше. Да, и именно поэтому я считаю, что существует огромная разница между положением писателей в Соединенных Штатах и в Латинской Америке. Писатель в Соединенных Штатах может пользоваться уважением со стороны выдающегося президента — такого, например, как Билл Клинтон, который сам пленяется писателями и много читает, в том числе и мои произведения. Меня это восхищает, однако я никоим образом и никогда не мог повлиять на него. В нашей стране писатели маргинальны. Были бы мы тремя рок-звездами, сумевшими загнать в угол Клинтона, тогда уж точно оказались бы на первых полосах.

РОУЗ СТАЙРОН. Он годами уговаривал нас поехать на Кубу: «Ну, пожалуйста, приезжайте, когда я там буду, и мы сможем побыть там вместе». Вечная его присказка. Проводить время с Габо — одно удовольствие, лучшей компании и желать невозможно, такой он теплый, задушевный, чуткий. И знаете, он полон великих, безрассудно дерзких идей.

Мы и раньше собирались на Кубу и обмолвились об этом Артуру Миллеру. Думали, будет здорово всем вместе поехать, тем более мы узнали, что и Габо туда собирается. А к тому моменту он уже несколько лет там не показывался, потому что болел, по крайней мере, года полтора. И стоило ему узнать, что мы едем на Кубу, он тут же сказал, что тоже едет. Не представляю, случайно ли получилось, что и мы, и он отправились туда в одно время, или он как-то подгадал поехать туда одновременно с нами, но мы очень обрадовались его компании. Не понимаю, как это все вышло. Было ли это просто совпадение или нет, однако в тот момент, когда мы решили ехать и знали наверняка, что едем, он уже был в курсе. И когда мы сообщили ему о своих планах, он о них знал и сообщил, что тоже туда едет. Так что мы вместе с ним были на Кубе, и он все для нас организовывал. Ему очень хотелось свозить нас в места, где жил Хемингуэй, показать их нам. И еще он надеялся, что мы проникнемся симпатиями к Кубе и увидим, какой у этой страны потенциал, какой она была и какой могла бы стать. Он готов был делать все, что в его силах, чтобы укрепить отношения между Соединенными Штатами и Кубой и особенно наладить связи между писателями, которых уважал. И очень старался, чтобы мы хорошо провели время.