Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса - Сильвана Патерностро

САНТЬЯГО МУТИС. Что ему помогает выдерживать это… Не понимаю. Потому что, я считаю, это вещи, требующие полной отдачи, без остатка. Другими словами, когда ты так вовлечен в политику, ты весь подчинен ей и этому образу существования. Что ни говори, а Габо — человек по-настоящему сильный. Уверен, накинь они одну из своих удавок на кого-нибудь другого, тот сразу — пшик — и спекся бы. Сколько людей не согласятся идти на поводу? Вот сколько, а? Все же… только и пихаются локтями… корчат из себя невесть что, лишь бы денег заработать. А Габо — хоть бы что, он неуязвим, даже если кто-то заявляет: «Я вот это в нем не одобряю, и то мне в нем не нравится». Думаю, Габо зрелый куда более интересен, чем Габо ранний… Он намного интереснее, потому что это напрямую связано с тем, как он становился собой нынешним и как сохранил себя. На какие человеческие ценности он опирается, чтобы не изменять себе? И все это находишь в молодом Габо. Все это уже тогда проявлялось в нем. И он с той ранней поры растит это в себе, потому что считает себя обязанным в подробностях рассказывать об этом.

УИЛЬЯМ СТАЙРОН. Полагаю, в Фиделе его больше всего восхищает блестящий интеллект. И я убежден, что есть в Фиделе нечто эксцентричное, чудинка какая-то, и это ставит его особняком в ряду других диктаторов. У него чарующий ум, эластичный, изощренный, замысловато устроенный, и, думаю, привлекает Габо именно эта сторона личности Кастро. Помню одну занятную историю, которую мне Габо рассказал. Однажды во время очень, ну очень чувствительного кризиса, когда все журналисты мира слетелись на Кубу, он полетел в Гавану. Вероятно, из Мехико. В аэропорту уже репортеры сотнями роились. Фидель приехал встретить Габо, они вдвоем прошли перед всей репортерской братией в служебное помещение аэропорта и оставались там где-то с полчаса или более. Репортеры всех информационных агентств мира сгрудились у входа и ждут не дождутся, когда им сообщат, что же такое Фидель говорил Габо, а тот — Фиделю. Потом они выходят, репортеры натурально берут их в осаду. И первый вопрос адресован Габо: «Разрешите узнать, о чем вы говорили?» Габо отвечает: «Мы обсуждали лучший способ приготовления красного луциана[128]».

Обожаю этот симпатичный эпизодик, потому что — готов поручиться — то была чистая правда: они именно решали, как правильно запекать луциана.

РОДРИГО МОЙЯ. Часов в одиннадцать-двенадцать утра я был у себя дома в Колониа Наполес[129], там у меня офис; дом огромный, одну часть моя мастерская занимала, а в другой я жил с возлюбленной и двумя детьми. Стук в дверь, и на тебе — на пороге Габо с Мерседес стоят. Я страшно обрадовался и страшно удивился тому, что его вижу. Габо я тогда уже считал своим другом, но у дружеских отношений тоже бывает иерархия. Наша дружба имела определенные пределы — сдержанная такая дружба, в общем. Я был газетным фотографом, а он — тем, кем был. В те поры я не позволял себе называть его Габо. А звать его Габито для меня и вовсе было равнозначно тому, чтобы звать Сервантеса Микелито. Так что он оставался Габриэлем Гарсиа Маркесом. Они пришли фотографироваться. Он мне говорит: «Хочу, чтобы ты нащелкал несколько снимков моего синяка под глазом». Они в мой дом потому и пришли, что доверяли мне.

На нем пиджак был. Но не из его любимой шотландки. Другой какой-то. А она была одета в черное, в огромных темных очках. Я спросил: «Что случилось?» А он отшутился: «Да вот, боксировал и вчистую проиграл». А ясность Мерседес внесла. Она сказала, что Варгас Льоса внезапно стукнул его. «Да за что же?» — «А не знаю. Я пошел к нему с распростертыми объятьями здороваться. Мы же некоторое время не виделись». Я уже знал, какая у них в Барселоне тесная дружба завязалась и все такое, и слыхал, что две эти пары отлично между собой ладили, потому что он уже рассказывал об этом нашему общему другу Гильермо Ангуло. Ну, то есть их дружба известным фактом являлась, и потому я очень удивился, узнав, что это Варгас Льоса ударил его. Они уселись у нас в гостиной и начали рассказывать, как дело было.

ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Я знаю правду насчет той драки. И все, как было, вам расскажу. В общем, слушайте: Марио всегда большим бабником слыл и сердцеедом, ну а сам-то красивый мужчина, видный очень. Женщины по нему с ума сходили. Так этот Марио, когда плыл на пароходе из Барселоны в Кальяо — ну, к себе в Перу, — повстречал дамочку дивной красоты. Они влюбляются друг в дружку. Он бросает жену и к той уходит. Потом и свадьбу сыграли, честь по чести. А уже после жена возвращается вещи собрать и, конечно, начинает видеться с друзьями. Потом они вместе назад едут, и жена Варгасу Льосе говорит: «Ты не думай, будто я непривлекательная. Твои друзья — Габо, например, — за мной так увивались…» В какой-то день встречаются они в кинотеатре в Мехико, Габо к нему идет, руки распростер, чтобы обняться. А Варгас Льоса кулак сжал и говорит: «Это тебе за то, что к моей жене подкатывал», и так его стукнул, что тот на пол опрокинулся. Тогда миссис Габа ему сказала: «Что ты тут наплел, сплошное вранье! Да, мой муж любит женщин, но только очень красивых женщин».

РОДРИГО МОЙЯ. Это двумя днями ранее случилось. За день до того, как он занемог. Фингал он заработал вечером. Вы же знаете, как дело было, да? Проходил предпросмотр фильма о тех выживших в Андах. Появляется Габо, видит того, говорит: «Марио», а Марио поворачивается и — бамс! — заезжает ему правой, да так, что с ног его сбивает, тот падает, кровью обливается (потому что при падении стекла в очках разбились и вонзились ему в переносицу), а под глазом наливается здоровенный синяк. Первую помощь оказали и этим немного смягчили то, о чем все говорят; не знаю, то ли Чина Мендоса, то ли Элена Понятовска — кто-то из них сбегал мяса сырого купить, чтоб к синяку приложить. Да, это правда помогает. Я сам немного боксировал, в детстве еще, и если синяк был, то стейк сырой прикладывали. Почему так, не знаю, но синяк рассасывается. Теперь больше арнику применяют.

ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Открою вам секрет, который знаю: Габо сам мне рассказал, что до той драки у них вышло. Я к чему? Если бы он все это мне после выложил, грош цена была бы его рассказу. Вот чем он поделился: «Ну, представь, она со мной заигрывает, а я ведь очень хорошо к Марио отношусь, пусть даже они и не вместе…» Сами понимаете, не мог я Марио это выложить, я ему тоже друг, что ж мне брак-то их разрушать. Это один из ее фокусов — говорить ему: «У меня свои поклонники есть», да? И знает же, что врет. К тому же потом я выяснять начал, что и как происходило, пока она в Барселоне оставалась. Они если друг с другом и виделись, то всегда в присутствии всех друзей, они там вместе держались постоянно. С ними неизменно двое-трое друзей бывали. Смекаете? Никогда они наедине друг с дружкой не общались.