Кошка в светлой комнате - Александр Бушков

С догов сняли на ночь шипастые ошейники, чтобы псы моглилечь. Они умостили тяжелые угловатые головы на лапы и равно??ушно наблюдали, какАдриан подступает к толстушке со старой песней насчет драконоборцев. Ясно было,что и тут выгорит еще до темноты. Хмарь небесная понемногу рассеивалась, такчто к утру могло и распогодиться.

Столом здесь служил отесанный длинный камень, вросший вземлю неподалеку от крыльца, и рыцарь предпочел есть там – очень уж непонравилась хибара, где крыша могла в любой момент завалиться на голову. Он иночевать решил под навесом, во дворе – не привыкать хлебнувшему походной жизни.

Ел он без всякого удовольствия, просто следовало, хочешь нехочешь, поплотнее набить живот, едучи на драку. Все эти дни он не прикасался квину – не по какому-то там обету, просто из прихоти. А теперь потребовал кувшин,предусмотрительно, как путник с большим опытом странствий, пригрозив обрезатьхозяину уши и еще что-нибудь, если проглотит с вином какое-нибудь насекомое.Хозяин заученно клялся всеми святыми, что никаких насекомых в его вине невстретится – в силу традиций семи поколений предков-гостеприимцев. ИсчезновениеАдриана с толстушкой его вроде бы и не волновало – то ли не способен был повозрасту служить святому. Стоятти, то ли закрывал глаза на такие вольности. Всилу традиций семи поколений.

Мясо проваливалось в желудок тяжелыми комьями, словно быглиняными. Темнело, сползшая к горизонту серая хмарь сливалась с серымиперелесками, вот горизонт уже исчез, отовсюду понемногу выползали загадочныетени, ночные звуки зароились в прохладном воздухе, набухали, наливались белымзвезды, и где-то беззвучным галопом кружила на перекрестках дорог, подстерегалаприпозднившихся несчастливцев призрачная Дикая Охота. Покидала дневные убежищанечистая сила. Спят ли ночью драконы, или, глядя во тьму горящими глазами,наслаждаются короткими убогими мыслями о вреде, причиненному ими родучеловеческому? Неужели дракон совсем близко?

– Уж это наверняка, – подтвердил незнакомый голос.

Рыцарь сообразил, что произнес последние слова вслух. Онподнял глаза на непринужденно усевшегося напротив монаха. Сердиться не былосмысла – постоялый двор всегда на время размывает сословные различия, так ужповелось, все здесь одинаково гости, сведенные случаем, и некоторая долявольности в общении присутствует. К тому же рыцарь, хоть и старинного рода, немог похвастаться принадлежностью к влиятельному племени завсегдатаевкоролевского двора. Это сказалось.

– Почему ты думаешь, что дракон близко? – спросилрыцарь хмуро. – Ты что, его видел? Вас ведь куда только не заносит… Видел?Или слышал что-нибудь?

– Не было необходимости видеть своими глазами.

– Может быть, у тебя есть волшебная ветка, как у лохоходцев,только не на воду, а на дракона?

– Нету, – сказал монах. – А жаль. Хорошо бы можнобыло заработать. Хотя… Видишь ли, мессир, дракона не так уж трудно искать.Нужно всего лишь, где бы ты ни проходил, внимательно прислушиваться к рассказамобитателей тех мест о драконах. Чем дальше ты от логовища дракона, темфантастичнее россказни о нем. Чем ты ближе, тем больше сведения о немприближаются к истине.

– Какой? – тихо спросил рыцарь.

– А вот прежде чем познать истину, человек должен знать, чтотакое истина, или знать по крайней мере, какой он себе эту истинупредставляет, – сказал монах, лениво зевнул и с прихлюпом высосал изкувшина остатки вина. – Истина, к сожалению, многолика и не всегда похожана наши представления о ней. То, что у меня кончилось вино, – истина. Ното, что у меня есть еще кувшин, – тоже истина. Является истиной и то, чтово времена прадедов наших прадедов. Как гласят хроники, драконы встречалисьгораздо чаще. Может быть, этот, в здешних местах – последний в Европе. Оченьпохоже на то.

– Значит?..

– Да есть он, есть, я уверен. Итак, и это истина – то, чтолюди уничтожают драконов, оставшихся от седой древности, и вскоре, судя повсему, драконы исчезнут без следа. Но не значит ли это, что некогда придеткто-то новый и начнет уничтожать остатки нас? Кто-то другой, для кого мы –затерявшиеся в глухомани остатки ушедшего времени?

Шут толстобрюхий, подумал рыцарь. Они у себя в монастырепьют без меры и без меры читают, пока то и другое, вместе взятое, не заставляетих свихнуться окончательно, и они тогда перебирают слова, как деревенскийдурачок камушки – просто так, без цели смысла, потому лишь, что камушкиподдаются, не протестуя.

Он встал и ушел под навес, закутался в тяжелый плащ,умостился в куче соломы. За перегородкой время от времени шумно вздыхалилошади. Истина…

Да где она наконец? В чем она для рыцаря не первоймолодости? Уж, конечно, не в том, что грезится только что опоясанным юнцам…

Королевская служба, блеск двора. Потаенная беззвучнаячехарда от злобного шепота очередного временщика до откровенного яда в бокале,несущие тебе смерть. Стройная пирамида вассальных взаимоотношений с королемнаверху – нынче она лишь отголосок былой патриархальности и порядка, бледная ихтень. Пирамида мало-помалу превращается в скопище спесивых гордецов, ни во чтоне ставящих сюзерена. Формально подчиняются все, и, когда король собираетвойско, каждый рыцарь как полагается является с запасом провизии – он обязанслужить королю, пока не кончатся у него съестные припасы. Но все чаще и чаще«запасы провизии» оказываются одним-единственным окороком, который не труднослопать за пару дней, чтобы потом на законном основании убраться восвояси всвой замок. И к тому же войны все больше превращаются в скопище нескончаемыхпоединков, схваток рыцарей, стремящихся выбить из седла врага, такого жерыцаря, со всей возможной деликатностью, чтобы, не дай господи, не сломал шею –ведь с мертвого выкупа не возьмешь, кроме того, что на нем… Такие войны опаснытем, что выработанные в них правила и привычки въедаются в сознание и лишьмешают, когда битвы идут за пределами христианского мира, уже всерьез, –не потому ли так позорно закончился второй крестовый поход, Дамаск так и непал? Турниры лишь способствуют воспитанию новых и новых алчных душонок, жадновзирающих на чужие доспехи и коней, – пусть турниры и сохраняют в глазахмногих романтический ореол. Как-никак сложный красочный церемониал: развеваютсяполотнища с гербами, снуют герольды, смеются прекрасные дамы…

Прекрасные дамы… Которые с привычной легкостью и скукойизменяют мужьям с любовниками а любовникам с псарями и пажами. Ложь инепостоянство постепенно образуют второй кодекс, негласно существующий бок обок с воспеваемым менестрелями и труверами, и уже непонятно, который из двухкодексов правит жизнью, и уже смешны ищущие постоянства и верности, и ужестрашно иметь детей, зная, что они пройдут по тому же кругу с теми же мыслями.

Что-то неладно. Рыцарство, пленники собственнойсвободы, – в когтях болезни, возможно смертельной. Конечно, приятнее илегче ее отрицать, подавляя беспокойство. Но тем опаснее растущие словно надрожжах города – там думают ос воем, пестуют свои идеи и истины, и скоро лиосмелится уже в полный голос отстаивать эти свои идеи и истины люд, на которыйпока принято смотреть свысока? Что, если совсем скоро? Что-то неладно. Мыбольны…