Московское царство и Запад. Исторические очерки - Сергей Каштанов

В толковании термина «внеэкономическое принуждение» в литературе нельзя подчас не заметить qui pro quo. «Внеэкономическое» понимается некоторыми авторами только как не основанное на экономической заинтересованности объекта принуждения, не связанное с его формальным волеизъявлением (принуждение рабочего – экономическое, а крепостного и раба – «внеэкономическое»). Однако К. Маркс употребил термин «внеэкономическое принуждение» в другом смысле. «Внеэкономическое» значит не прямо вытекающее из собственности, владения или пользования, а опосредствованное через политический институт. К. Маркс и В. И. Ленин указывают, что «внеэкономическое принуждение» возникает тогда, когда непосредственный работник остается владельцем средств производства и условий труда, необходимых для производства средств его собственного существования[677]. Владельцем средств производства является феодально-зависимый крестьянин, а не раб. Рассмотрение механизма принуждения к труду раба не позволяет, как мы видели, говорить о его внеэкономическом принуждении.

Анализируя и критикуя лозунг экономистов – придать «самой экономической борьбе политический характер», В. И. Ленин в работе «Что делать?» (1901–1902 гг.) так разъяснял смысл этого лозунга: «…Значит, следовательно, добиваться осуществления тех же профессиональных требований, того же профессионального улучшения условий труда посредством „законодательных и административных мероприятий"»[678]. Привлечение правительства – органа политической власти – к регулированию производственных отношений между капиталистом и рабочими придавало экономической борьбе политический характер. При феодализме роль такого органа политической власти играл прежде всего сам феодал: регулирование производственных отношений между феодалом и крестьянами осуществлялось органом политической власти – феодалом. Поэтому сами производственные отношения носили, говоря словами Маркса, «непосредственно… политический характер».

В статье «К еврейскому вопросу» (написана в 1843 г., напечатана в 1844 г.) К. Маркс говорит: «Старое (т. е. феодальное. – С. К.) гражданское общество непосредственно имело политический характер, т. е. элементы гражданской жизни, – например, собственность, семья, способ труда, – были возведены на высоту элементов государственной жизни в форме сеньориальной власти, сословий и корпораций»[679]. В первом томе «Капитала» Маркс подчеркнул другую особенность феодализма: «Вместо нашего независимого человека мы находим здесь людей, которые все зависимы – крепостные и феодалы, вассалы и сюзерены, миряне и попы. Личная зависимость характеризует тут как общественные отношения материального производства, так и основанные на нем сферы жизни… Непосредственно общественной формой труда является здесь его натуральная форма, его особенность, а не его всеобщность, как в обществе, покоящемся на основе товарного производства. Барщинный труд, как и труд, производящий товар, тоже измеряется временем, но каждый крепостной знает, что на службе своему господину он затрачивает определенное количество своей собственной, личной рабочей силы… Таким образом, как бы ни оценивались те характерные маски, в которых выступают средневековые люди по отношению друг к другу, общественные отношения лиц в их труде проявляются во всяком случае здесь именно как их собственные личные отношения, а не облекаются в костюм общественных отношений вещей, продуктов труда»[680].

Было бы неправильно противопоставлять идею первого высказывания Маркса идее второго высказывания. Личностные отношения, если помнить, что в основе их лежит неполное владение личностью непосредственного производителя, неизбежно приобретают характер отношений политического господства и подчинения, представляющих собой не просто маскировку экономических отношений, а особую форму их функционирования. Личностно-политические отношения возникают потому, что без них невозможна реализация земельной собственности, структура которой (собственность феодала и владение крестьянина) обусловлена соответствующей ступенью развития производительных сил.

Возникает вопрос: куда относится внеэкономическое принуждение – к базису или надстройке? Мы уже знакомились с диаметрально противоположными решениями этого вопроса. Поскольку во внеэкономическом принуждении сочетаются политическая власть и владение, оно должно быть отнесено и к надстройке, и к базису. Особенность феодального базиса в том и состоит, что он непосредственно соединен с политической надстройкой, что надстройка входит в него как рычаг.

* * *

Выяснив содержание понятий собственности, владения и внеэкономического принуждения, вернемся к вопросу о ренте и иммунитете. Если рассматривать состав иммунитетных прав, то среди них можно обнаружить следующие основные права земельного собственника: право на получение ренты; право суда и расправы по отношению к феодальнозависимым крестьянам; права, обеспечивающие ту или иную степень независимости феодальной территории от местных и центральных органов государственной власти и посторонних людей. Что стоит за этими правами?

Остановимся на праве получения ренты. Получение ренты – экономическая реализация земельной собственности, т. е. проявление экономической власти феодала. Мы знаем, что при феодализме эта реализация невозможна без внеэкономического принуждения. Иными словами, в получении ренты одновременно воплощаются экономическая власть феодала и внеэкономическое принуждение. Можно ли считать иммунитет только правовой стороной ренты, ее юридическим выражением?

Иммунитетное право является таковым потому, что оно обособляется от какого-то иного права и противостоит ему. Поскольку даже один номинальный собственник фигурирует часто в двух ипостасях – в качестве номинального собственника в отношении одной части своих земель и в качестве реального собственника в отношении другой их части, возникает различие во внутреннем строении двух форм внеэкономического принуждения в рамках одной земельной собственности.

Структура внеэкономического принуждения, осуществляемого феодальным государством, обычно еще сложнее. Если взять, например, русское государство XVI–XVII вв., то обнаруживается прежде всего его многоликость как земельного собственника. В отношении дворцовых земель это номинальный собственник наделов, являющихся крестьянским владением, и реальный собственник территорий, на которых ведется собственно дворцовое, барщинное хозяйство. Кроме того, государство – номинальный собственник земель черносошных крестьян. С различными категориями феодалов оно по-разному делит номинальную собственность на землю, находящуюся в так называемой «частнофеодальной» собственности. Задумываясь над тем, какую форму государственного внеэкономического принуждения, обусловленного этими формами собственности, можно считать иммунитетом, приходишь к выводу, что только дворцовую. Ряд грамот оформляет судебно-административную и финансовую обособленность корпораций, работающих на дворец. Во Франкском государстве иммунитет земель фиска принадлежал к числу наиболее ранних форм феодального иммунитета.