Московское царство и Запад. Исторические очерки - Сергей Каштанов

Очевидно, иммунитет возникает в пределах территорий, где номинальная собственность одного и того же феодала в отношении крестьянских земель практически неотделима от его реальной собственности в отношении земель, на которых ведется хозяйство самого феодала. С помощью иммунитета достигаются необходимые феодалу нормы эксплуатации крестьян в их владельческом и в барском хозяйстве. Только управляя территорией более или менее автономно, феодал распределяет политический и владельческий моменты внеэкономического принуждения таким образом, чтобы добиваться как прибавочного труда в натуральном виде, так и прибавочной стоимости в натуральной или денежной форме. Если бы дело сводилось к разделению власти между двумя номинальными собственниками, из которых ни один не имел бы реальной собственности, низший собственник оказался бы фактически агентом высшего, кормленщиком. Но иммунитет возникает иначе. Когда власть делится между двумя номинальными собственниками, носителем иммунитета становится тот, кто выступает в роли реального собственника какой-то части территории, находящейся в целом в его номинальной собственности.

Таким образом, иммунитет – это не просто юридическое выражение феодальной ренты, не просто внеэкономическое принуждение или его «орудие», «средство», «юридическая форма», наконец, не просто «совокупность политических прав». Иммунитет – экономическая (как реализация земельной собственности) и внеэкономическая власть земельного собственника в отношении населения территории, являющейся его номинальной собственностью в целом и реальной собственностью в определенной (пространственно ограниченной) части.

Не сам иммунитет представляет собой право, а он порождает систему позитивных и негативных нрав: право принуждения к уплате ренты, право суда и расправы, право подсудности исключительно сюзерену (не его местным агентам), право недопуска на иммунитетную территорию посторонних лиц, в том числе агентов сюзерена, право полной или частичной неуплаты налогов сюзерену и т. п.

Считать, что феодальная рента – это экономическая категория, а феодальный иммунитет – юридическая, значит механически представлять себе структуру реализации феодальной земельной собственности. Точно так же считать иммунитет чисто базисным или чисто надстроечным явлением значит искажать его реальную роль, его фактическую принадлежность как к феодальному базису, так и к феодальной надстройке.

Автор вполне сознает, что, не проанализировав систему вассалитета – сюзеренитета, нельзя считать законченным и анализ иммунитетных отношений.

Далеко не всякий иммунист, получавший жалованную грамоту от правящего князя, был формально его вассалом. Монастыри, составлявшие большую часть иммунитетов, не являлись, как правило, вассалами жалователя, их не связывала с ним клятва верности. Вместе с тем короли и князья, предоставлявшие монастырям иммунитетные привилегии, рассчитывали обрести в лице этих корпораций влиятельных политических союзников. Пожалованным обителям вменялось в обязанность возносить заздравные или заупокойные молитвы за государя-жалователя и за членов его рода. Иногда подобное требование включалось особой статьей в текст иммунитетной грамоты. Находим его, в частности, в самой ранней русской иммунитетной грамоте, выданной новгородскому Юрьеву монастырю великим князем Мстиславом Владимировичем и его сыном, князем Всеволодом (около 1128–1130 гг.).

Особым вариантом сочетания иммунитета с вассалитетом служат факты выделения из общего тягла и суда сел и волостей, принадлежавших великому князю на правах фамильной собственности. Устанавливая иммунитет дворцовых владений, государь выступал в двух ролях одновременно: жалователя и получателя привилегий, т. е. сюзерена и квазивассала.

В первой части данной книги (главы 2–3) мы уже отмечали, что в историографии конца XIX – начала XX в. получила некоторую популярность идея происхождения светского иммунитета из власти «старых родителей» – рабовладельцев. Первым, кто высказал эту мысль, был, кажется, Μ. Ф. Владимирский-Буданов. Он рассматривал вотчинную юрисдикцию как естественное следствие власти «домовладыки и отца»[681]. Б. Н. Тихомиров считал вотчинную власть «пережитком патриархального права»[682]. К подобному же пониманию истоков светского иммунитета были склонны Б. И. Сыромятников, Μ. Н. Покровский,

А. Е. Пресняков, отчасти С. Б. Веселовский и С. В. Юшков. В немецко-австрийской историографии начала XX в. сходных взглядов придерживались Г. Зелигер и А. Допш.

Теория происхождения иммунитета из патриархального рабовладения может, с одной стороны, служить обоснованием того, что иммунитет был порожден не княжескими пожалованиями, а процессом социально-экономического развития. Однако, с другой стороны, трудно доказать, что патриархальное рабство было источником не только светского, но и монастырского иммунитета, а ведь природа их совершенно одинакова. Едва ли кто-нибудь решится утверждать, что монастырский иммунитет основан на праве «старых родителей» – рабовладельцев. Во всех уголках средневековой Европы, в том числе и в России, распространение монастырского иммунитета предшествовало возникновению иммунитета светского. Такую картину являет, во всяком случае, дошедший состав иммунитетных грамот. Общим моментом, объединявшим духовных и светских феодалов в один класс, было не холоповладение, а феодальная собственность на землю. Поэтому именно ее мы считаем главным источником феодального иммунитета.

Долговая кабала, в которую попадали крестьяне, получая от землевладельца разного рода кредиты, «ссуду и подмогу», играла существенную роль в усилении экономической и личной зависимости непосредственного производителя от феодала, как духовного, так и светского. Некоторые историки полагают, что крепостное право было порождено не столько поземельной, сколько долговой зависимостью крестьян. Основателем этого направления в русской историографии был В. О. Ключевский[683]. В последнее время изучением истории кредитования крестьян как способа закабаления их землевладельцами в Древней Руси, особенно в XIV в., занимается В. А. Кучкин[684].