Тяжесть слова - Екатерина Ивановна Гичко

смотрит на его спящее лицо или же со смехом целует вертлявого малыша в мягкую щёчку. Я ощущала в этом что-то необратимое. В его отношении ко мне произошли какие-то изменения. Это уже не замашки собственника, а нечто более глубокое и труднообъяснимое. И от этого я чувствовала себя беззащитной и защищённой одновременно.

Беззащитной перед ним, так как не могла противиться этому невинному, но от этого почему-то ещё более интимному отношению. А защищённой, потому что не могла бояться кого-то, когда наагасах рядом. Я ощущала себя так, словно являюсь его частью. Мне всегда казалось, что человек больше всего заботится о самом себе. И сейчас я ощущала, что наагасах относится ко мне с тем же чутким вниманием, что и к себе. И мне почему-то это нравилось.

Наверное, это правильно, когда супруги являются одним целым и проявляют заботу друг о друге, не разделяя на своё и чужое. Интересно, я когда-нибудь смогу посмотреть на наагасаха, как на часть себя? Подумать, например: «Бедненький ты мой хвост! И где тебя угораздило столько чешуи содрать?» Кстати, действительно, где? Наагасах с утра щеголял проплешиной на хвосте. Небольшой, всего две чешуйки содраны, но даже это странно. Я уже успела убедиться, что чешуя нагов по прочности не уступает хорошей броне.

Наагасах дунул мне в лицо и с улыбкой продолжил:

– Так вот, о бабушке, – напомнил он, прекрасно понимая, что нить разговора я потеряла. – Она такая спокойная и уверенная, потому что находится в полной гармонии с собой. Дед рассказывал, что она и в молодости отличалась редкой рассудительностью, хотя и безбашенности в ней хватало.

Немного подумав, он добавил:

– Но эта черта в ней до сих пор осталась. На самом деле, чего ей бояться? Она сама очень сильна, и за ней стоит её муж – наагашейд, и при необходимости за неё вступится любой наг.

– А её такая опека не раздражает?

Я заметила, что наги не разрешали наагашейдисе надолго оставаться рядом со скальными кошками и бдительно следили, чтобы она на них не залезала. Только сегодня на полуденном привале я видела, как совсем рядовой наг посмел снять её со спины кота и передать на руки суровому наагаришу. Аршавеше почему-то поморщился.

– Здесь… особый случай… возник, – туманно произнёс он. – Обычно ей всё спускается с рук и охрана закрывает глаза на её отлучки. Ругается только Делилонис. Но сейчас ситуация изменилась. Я потом объясню.

И добавил что-то совсем неразборчиво про деда. Глядя на его досадливо сморщившееся лицо, мне почему-то стало смешно. Не знаю почему. Просто в животе появилось весёлое чувство вроде щекотки, и мне захотелось смеяться. Скрывая улыбку, я уткнулась носом в плед. В данный момент мне было просто хорошо и спокойно, и я совершенно не хотела размышлять о том, правильно ли это.

– Что такое? – весело спросил наагасах, заметив мою улыбку.

– Не знаю, – смущённо пробормотала я. – Мне почему-то хорошо.

Мужчина фыркнул и широко улыбнулся, блеснув в темноте белыми зубами. А затем крепко чмокнул меня в макушку и, прижавшись щекой к моему виску, молча уставился на огонь.

Наагасах Аршавеше део Ширрадошарр

Паланкин ощутимо тряхнуло, и я придержал котёнка, чтобы он не кувыркнулся через голову. Путь шёл по горам уже третий день, паланкин трясло почти постоянно, иногда даже приходилось покидать носилки и двигаться ползком. Таюне я не мог позволить ходить самостоятельно, вокруг простиралось слишком много возможностей для травм: неровности, трещины, ямы и камни, – а моя жена всё ещё очень слаба и рассеянна. Быстрее и безопаснее нести её. Тем более мне нравилось прижимать тонкое тело к своей груди и любоваться розовеющими щёчками.

Я осторожно провёл пальцами по встопорщенной на хребте шёрстке. Детёныш лишь вяло дёрнул ухом, но не проснулся. Он болел, болел так же, как и человеческое тело Таюны. Был вял, не игрив и сонлив. Спал, сжавшись в комочек и уткнувшись носом в покрывало. Было очень его жаль. Не замечал раньше за собой склонности кого-то жалеть, но к этому комку шерсти я даже прикоснуться опасался. Он вроде и не мяукал возмущённо, но стоило чуть тронуть его лапы или грудку с животиком, как сразу зажимался и недовольно щурился. И мёрз постоянно, отчего заползал ко мне под бок греться. В такие моменты я пошевелиться не мог: вдруг хвостом случайно придавлю.

Я отвёл полог в сторону и выглянул наружу. Темнело, на фоне багряного заката пики гор чернели, как зубы древнего ящера. Скоро должны объявить привал. Впереди находилось небольшое горное озеро, у которого мы останавливались по дороге в Нордас. Там же мы собирались остановиться и сейчас.

Откуда-то со стороны раздавалось гневное шипение Делилониса. Он опять поймал бабку на попытке смыться из паланкина. Против обыкновения, ей это в последнее время не удавалось. Это раньше охрана её баловала и позволяла своей госпоже иногда сбегать. Но теперь, когда она беременна, никто с неё глаз не спускает. Если с ней в её теперешнем положении хоть что-то случится, дед всех поубивает.

Но дед тоже хорош! Как он мог недоглядеть за собственной женой? Она родила уже семерых детей! Неужели он не почувствовал ничего подозрительного?! Да ещё и отпустил за пределы княжества! Как же раздражает…

Бабка изначально была категорически против моей кандидатуры в качестве посла: опасалась, что я в обмен на благоприятные условия пожертвую кем-то из её драгоценных потомков. У неё очень уж сильна привязанность ко всем детям и внукам, и за их жизни она радеет больше, чем о государственных интересах, а дед ей ещё и потакает. И вот, при первой возможности она примчалась сюда, чтобы убедиться, что её нерадивый внук не совершил ничего непоправимого. Ощущаю себя юным несмышлёным мальчишкой!

Движение замедлилось, и мы остановились. Затем я почувствовал, что паланкин опустили на землю, и донёсся оживлённый шум. Привал. Подхватив зверёныша на руки, я выполз наружу. Моим глазам предстала уже привычная картина подготовки к ночлегу: распрягали коней, колесницы ставили вокруг паланкинов. Кто-то уже уполз за водой, дрова же мы везли с собой. Здесь найти древесину сложно.

В стороне ругались бабушка и Делилонис. Бабушка сильно хмурила брови и кривила губы, наагариш раздражённо шипел на неё. Рядом крутился Ссадаши, который с одинаковым упрёком смотрел на обоих. На Делилониса за то, что ругает наагашейдису, а на бабушку, потому что она пренебрегает безопасностью. Идиллия, только дедушки Роаша и дедушки Вааша не хватает.

Я опустил котёнка на травку. Того слегка повело в сторону. Бабушка на днях сказала, что зверю нужно гулять. Ну как