Записки беспогонника - Сергей Голицын

Разина я нашел в кладовой УОСа. Он получил розовый кусок лососины, с килограмм.

— Оказывается, тебя можно было не посылать, — сказал он. — Благодарю, молодец, что дошел раньше меня. Машина пришла, и я приехал сюда ночью. Сейчас едем обратно.

Весь день он меня катал по каким-то улусам. На сердце у меня было очень тоскливо, ведь Баландин приказал мне как можно скорее возвращаться в Садовое, на эту проклятую обработку материалов, и сегодня же к вечеру я туда попаду. Неожиданно машина повернула на Уманцево. Приехали. Терехова не было.

Я бросился его искать и тотчас же нашел в сельсовете.

— Николай Алексеевич, ради бога, под любым предлогом оставьте меня у себя.

— Ладно, ладно, сейчас поговорю с Разиным, — басом отвечал он.

Через 10 минут Терехов мне весело подмигнул из-за плеча Разина.

— Ну, прощай, — Разин протянул мне руку, чего даже самое мелкое начальство никогда не делало. — Раз ты нужен здесь — оставайся здесь. — Он сел и уехал в Садовое один.

К большому неудовольствию Гофунга я устроился у прежней хозяйки.

Для чего я был нужен Терехову — ни ему, ни мне было неясно. Он с гордостью мне показал свое удостоверение, в котором было написано, что по приказу начальника штаба такой-то армии старший лейтенант Терехов назначается начальником гарнизона села Уманцева.

Гарнизон этот, кроме него самого и Гофунга, состоял еще из дюжины 16-летних местных допризывников. Таким образом, мое появление увеличивало численность личного состава этого гарнизона.

Каждое утро Терехов выстраивал мальчишек, вооруженных тремя румынскими винтовками, рявкал своим шаляпинским басом сперва «Смирно!», потом «Справа по одному рассчитайсь!», потом бойцы маршировали, проделывали разные упражнения с винтовками и с палками, потом Терехов назначал дежурных по гарнизону, рявкал «Разойдись!». И войско наперегонки разбегалось по домам.

Терехову вручили немецкий револьвер, которым он очень гордился и целыми днями пел басом:

— Парабеллум, парабеллум, парабеллум…

Как начальник гарнизона, он обязан был проверять документы у всех являющихся в Уманцево военных.

Несколько дней я наслаждался свободой и ничего не делал, только все боялся, что Баландин про это прознает и вытащит меня за шиворот.

Однажды пришел я домой и застал Гофунга разговаривающим с двумя черномазыми солдатами в длиннополых рыжих шинелях и в высоких, как башни, бараньих папахах.

— Как вы думаете, кто это такие? — спросил он меня.

— Узбеки какие-то.

— Сказали — узбеки! Это румыны.

В те дни по деревням и улусам много бродило румын, которые искали — кому бы сдаться в плен. Жалостливые женщины их кормили, давали какую-нибудь работу, иногда отдавались сами.

Этих двух в плен взял Терехов и под конвоем мальчишки отправил в Садовое.

Расскажу, что слышал о трехмесячном периоде румынской оккупации.

Зверств они не совершали, но уманцевские жители с презрением рассказывали об их мелких кражах и поборах. Они отбирали всякую мелочь, вроде сковородок, полотенец, рюмочек и рамочек, и все это складывали в мешки. Ездили они на громадных фурах, запряженных парой громадных коней. И эти фуры были доверху завалены мешками с награбленным добром.

С ними был священник, который превратил школу в церковь, и туда ходили молиться и румыны, и местные жители. Он проявил кипучую деятельность — крестил подряд всех детей. Крестными отцами были румыны, после совершения обряда требовавшие от матерей — настоящих и крестных — обильного угощения для себя и для своих друзей. Впоследствии хозяйка меня спрашивала — действительно ли румынское крещение. Я отвечал, что действительно.

Всего в Уманцеве стояло до 200 румын. Однажды ночью человек 25 наших кавалеристов-партизан налетели в село. Паника среди румын поднялась невероятная, в одном белье они выскакивали из хат, бежали кто куда и почти все были изрублены шашками.

Вояки они оказались совсем плохие. В своем поражении под Сталинградом немцы винили не себя, а румын, стоявших на южном фланге, и мадьяр, стоявших на северном. Наше наступление было начато именно с флангов, и операцию окружения Сталинградской группировки удалось осуществить сравнительно легко. Румын тогда было взято в плен великое множество. И чего их черт понес в калмыцкие степи.

Оказывается, должность начальника гарнизона могла стать весьма беспокойной.

Однажды ночью, когда Гофунг уехал в Садовое, а я оставался в хате один, раздался страшный стук в дверь.

Я побежал отворять и увидел Терехова и предсельсовета — инвалида без ноги.

— Голицын, — заговорил Терехов, — немедленно одевайся! В Уманцеве немцы!

В два счета я оделся, выскочил на улицу, там стояло трое мальчишек с винтовками и приехавший из района милиционер.

— Ты стрелять из румынской винтовки умеешь? — спросил меня загробным голосом Терехов.

— Да я и из нашей-то никогда не стрелял, — ответил я, поеживаясь от ночного холода. — Где же немцы-то?

— На вечеринке с девчатами, — прошептал Терехов.

Этот ответ меня совершенно ошеломил. Я ожидал, что враги спустились на парашютах, нас окружают, что надо немедленно драпать или храбро сражаться за Родину — за Сталина… И вдруг такой ответ.

Терехов в двух словах мне объяснил, что из района пришла бумажка — задержать, как опасных диверсантов, младшего лейтенанта и старшину, буде таковые явятся в Уманцево.

И как раз накануне к нам прибыли младший лейтенант и старшина с документами, что они посланы для сбора неиспользованных снарядов. Младший лейтенант — молодой парень — долго с нами разговаривал, а старшина — пожилой человек — все молчал, меня еще поразило его совершенно нерусское лицо. Я решил, что он был по национальности латышом.

Оказывается, настоящие-то посланцы за снарядами были убиты, а их документами и обмундированием завладели пробиравшиеся из Сталинграда предатель-русский и несомненно важный немецкий военачальник. Где они скрывались весь февраль — было неизвестно.

Осторожно, крадучись, окружили мы освещенную хату, из которой раздавалось многоголосое пение девчат и звуки гармошки. Когда на помощь подошли еще двое мальчишек, Терехов дал сигнал к атаке.

В хату ввалились: сперва милиционер, потом предсельсовета на костылях, потом я, потом Терехов, потом мальчишки.

— Девчата, разойдись по домам! — крикнул предсельсовета.

Гармошка в руках младшего лейтенанта смолкла.

— Ваши документы! — басом рявкнул из-за наших спин Терехов.

Младший лейтенант встал.

— Позвольте, — возразил он. — Я же вам днем показывал документы в официальном месте, в сельсовете.

Терехов вдруг поднял свой парабеллум и завопил: