Записки беспогонника - Сергей Голицын
Шрифт:
Интервал:
Вдруг бензин вспыхнул, и вспыхнула солома. Хозяйка и старшая дочка остолбенели и заголосили, подняв руки вверх. Отрезанные пламенем детишки на печке завизжали.
Я вскочил, схватил Гофунгову шубу с барашковым воротником и накрыл ею солому, тут же схватил его же одеяло, стал топтать солому, накрытую одеялом, и быстро сбил и потушил пламя.
Хозяйка, вся в слезах, бросилась мне целовать руки, я их отнимал. Она достала из сундука заветную четвертинку этого самого рома, зажарила линей, и мы с ней распили драгоценную жидкость.
Когда на столе осталась пустая сковородка и пустые стаканы, а мы сидели напротив друг друга и улыбались, вошел Гофунг.
Он молча уставился на сковородку и на стаканы.
— Ты не туда смотри, а лучше погляди на свое пальто, — сказала пьяненькая хозяйка.
Боже, какой он поднял визг, когда увидел прожженный воротник своего пальто, дыру на спине и несколько дыр на одеяле!
Я уверял его, что думал о спасении детишек, о спасении хаты, наконец, о спасении его непомерной тяжести чемодана, который он держал под замком. Я оправдывался, что мой полушубок был слишком короток, а мое одеяло слишком тонкое, швырнул ему 300 рублей — все деньги, какие у меня были… С того дня Гофунг пилил меня каждый день, пока мы жили вместе. А в течение последующих трех лет при встречах он постоянно напоминал мне с кроткими, типично еврейскими вздохами о причиненном ему ущербе.
Когда в Уманцеве все трофеи были нами собраны, или точнее, когда местные жители так их запрятали, что мы ничего не могли отыскать, Терехов и Гофунг отправились по соседним улусам.
Возле одного из них еще в конце января упал транспортный немецкий самолет. Но к тому моменту, когда наши туда явились, весь его груз был растащен, перешит, съеден, выменен или запрятан так, что Терехов и Гофунг смогли привезти лишь пачку сигарет и юбку, перешитую из шелкового парашюта. Гофунг корил Терехова в отсутствии энергии и в неумении обыскивать.
Вскоре — это было 1 марта — поиски трофеев пришлось прекратить.
Поздно вечером мы услышали дикие крики верблюдов и ослов, ржание коней, людской мат. Выскочили на улицу и увидели до 50 подвод, груженных людьми и продуктами.
Оказалось, прибыли за 150 километров 400 человек калмыков, мобилизованных на копание окопов.
Всю ночь мы бегали по селу и размещали прибывших.
Если рекогносцировать Сталинградские рубежи в феврале было глупо, то копать окопы в марте, когда враг давно откатился больше чем за тысячу километров, было просто преступлением, тем более что окопы намечались не в степи, а вокруг хат по орошаемым участкам садов и огородов.
Во время войны я несколько раз сталкивался с подобными дикими фактами. И тот приказ Рокоссовского о рекогносцировке и строительстве оборонительных рубежей, и приказ о мобилизации местного населения, выпущенные в январе, отменить позабыли, а дошел этот приказ до местного населения лишь в феврале. Пока распределяли разнарядку по районам, пока собирали народ, снаряжали, уговаривали, приказывали идти, пока ловили, волокли, гнали, прошло еще две недели. И никто не решился сказать: «Товарищи, против кого вы собираетесь обороняться, когда Сталинградская группировка разгромлена, когда враги за тридевять земель?»
На мой недоуменный вопрос Терехов мне резко ответил, что приказ военного командования обсуждению не подлежит, а его надо выполнять безоговорочно, и все.
Так я заделался прорабом на строительстве оборонительных рубежей.
Выяснилось, что калмыки привезли с собой очень мало инструмента. И на следующее утро мальчишки-допризывники под моим руководством принялись рьяно реквизировать у местного населения лопаты, ломы и кирки, а старший лейтенант Американцев с двумя девушками начали спешно разбивать позиции для пулеметов и ПТР (противотанковых ружей).
К обеду нам удалось поставить на работу до 200 человек. На каждую лопату ставили по два человека, в расчете — один копает, а другой отдыхает. Впрочем, чаще отдыхали оба.
Под моим руководством калмыки рубили яблони, сливы и пирамидальные тополя, копали хода сообщения под огородами и вокруг хат. Люди были удивительно бестолковы: объясняешь, объясняешь им — где копать, где нет, обрисовываешь ячейки, пулеметные столики. Ну, кажется, поняли. А отойдешь к другой бригаде, вернешься… Ай-яй-яй, что натворили: где надо копать — там оставлено, и наоборот; в минометной позиции вместо круглых ям понаделали столики, а выкопано вокруг.
Американцев подходил и с улыбочкой ехидничал:
— А вы им объясняйте понятнее.
— Да что я могу поделать! Их четыреста, а я один, даже сходить пообедать, даже по…ть некогда! — чуть не плакал я.
Я вытирал пот и зло смотрел на калмыцких девчат. Все они были молоденькие, веселые, у всех как на подбор щечки были круглые, румяные, аппетитные, словно детские попки. И все они звонко смеялись, глядя на мои незадачи.
И всех этих веселых девчат, и стариков, и женщин, и малолетних детей через несколько месяцев с неслыханной и бессмысленной жестокостью погнали штыками ни за что ни про что в Казахстан.
Поголовное выселение во время войны некоторых кавказских народностей, выселение калмыков, крымских татар, немцев Поволжья, греков, болгар — является одной из самых позорных страниц нашей истории, о которой никогда не писали в газетах и о которой никогда ни ученые, ни писатели не упоминают.
Пять дней копали калмыки окопы. Американцев учил меня разбивать позиции с таким расчетом, чтобы каждый пулеметный столик и каждая стрелковая ячейка имели бы достаточный обстрел и хорошо маскировались бы на местности.
Я живо заинтересовался этим делом и тогда же решил постараться перейти на производство и отстать от опостылевшей мне топографии.
На шестой день в Уманцево явились сразу две машины. Из одной вылез старший топограф УВСР-342 — Ян Янович Карклин, который мне привез приказ капитана Разина — немедленно выезжать в Садовое со всеми вещами. Из другой машины вылез еще кто-то с приказом Терехову и Американцеву (Гофунгуехал раньше) выезжать в Сталинград.
Сердечно распрощался я с Тереховым, который мне подарил десять килограммов белой муки, а про оставшиеся банки немецких свиных консервов сказал, что их увез Гофунг.
Калмыков мы бросили на произвол судьбы и ничего им не сказали. Наши машины разъехались в разные стороны.
В Садовом я переночевал одну ночь. А на следующее утро 22 человека — 15 рекогносцировщиков во главе с капитаном Баландиным, шофер, снабженец и 5 топографов — выехали в Сталинград на маленьком автобусе французской фирмы Рено.
В пригороде Сталинграда, Бекетовке, мы должны были получить продукты, горючее, вторую машину и затем выехать своим ходом за 1800 километров на рекогносцировку оборонительных рубежей в Воронежскую область.
становились мы не в самом Сталинграде, а южнее, в его пригороде Бекетовке, которая под властью немцев не была и они почти не бомбили ее. Рассказывали, что фон Паул юс щадил этот населенный пункт, так как собирался там зимовать. Но наши не пощадили — половина деревянных домов и все деревянные заборы были по бревнышкам, по тесинам разобраны на блиндажи и на топливо.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!