Погоня за панкерой - Роберт Хайнлайн

По почве они движутся бесшумно и почти так же (как я узнал позже) по мощеной дороге. Встречный ветер в тридцать узлов не мешает разговорам – иначе жителям Вайоминга пришлось бы перейти на язык жестов много поколений назад. Дити хотела «видеть пейзаж», но когда ты видел один участок дна мертвого моря, то ты видел их все: бесконечные полосы желто-оранжевого дерна и ни одного кролика. Едва мы обогнули холм, как перед нами открылся залив, а уже через двадцать минут холмы «береговой линии» были так далеко, что их трудно было разглядеть.

– Ках Кахкан, могу я задать вопрос о тебе?

– Капитан Зед-Зебе… э-э-э … дай Джон Картер может спрашивать все, что ему угодно.

Ках Кахкан говорил по-английски медленно и осторожно, время от времени ошибаясь в словах и грамматике. Мне казалось, что он переводит внутри себя те фразы, которыми не пользуется часто. Поэтому я тоже говорил без спешки и избегал сложных конструкций:

– Ках Кахкан, я слышал, как Таум Такус сказал, что ты «пережил пятнадцать игр на арене Вархунов». Я полагал, что мой кузен Джон, ваш Вождь, положил конец играм на аренах?

– Капитан Зед-Зеб…

– «Капитана» достаточно, – оборвал его я. – Мое имя слишком длинное, чтобы повторять его с каждой репликой.

– Спасибо, капитан. Мой ответ на твой вопрос будет одновременно и да, и нет. Красные люди никогда не имели обычая сражаться на аренах. Или забыли его много циклов назад. О желтых людях я знаю мало. У зеленых – наши обычаи разнятся от племени к племени. Генерал Тарк Таркус запретил игры среди Тарков. Приказ Вождя, объявленный с престола и скрепленный его печатью, повсеместно запретил использовать на играх пленников, захваченных в битве. Но он не запретил игры.

Люди, осужденные за преступления и приговоренные к смерти, могут выбрать арену или выбрать, чтобы их случай был положен на Пьедестал Правды перед Троном Справедливости в Храме Воздаяния Большого Гелиума. Некоторые выбирают арену ради быстрой смерти в бою или слабой надежды когда-нибудь завоевать себе свободу. Некоторые выбирают темницы и ждут, пока Судьи Истины не пересмотрят их дело… а потом с позором умирают или живут в темницах много циклов по решению судий… или – редко! – выходят на свободу с восстановленной честью.

Но по декрету вашего кузена ни одна женщина, зеленая, красная или другого цвета, не может быть отправлена на арену. Низкий обычай пятнать песок кровью женщин ради развлечения толпы на Барсуме уничтожен. Насколько мне известно.

Неторопливая речь Ках Кахкана прекратилась, и я подумал, что тема исчерпана. Интересно было бы узнать, какое ужасное преступление совершил этот здоровяк, что ему пришлось пятнадцать раз сражаться на арене вместо того, чтобы отправить дело на пересмотр в Апелляционный суд. Однако оказалось, что он всего лишь собирался с мыслями и выстраивал их на английском.

– Осужденных преступников, желающих сыграть в кости с Иссой на арене, было немного. Толпа начала скучать, и королевские доходы упали. Но у нас есть пословица: «Где есть желающие покупать, всегда найдутся и продавцы». У землян есть такая пословица… могу я спросить?

– Некоторые так и говорят. Или что-то похожее, – я подумал о бесконечных попытках правительства отрицать этот трюизм… и о черных рынках, которые неизменно возникают вопреки подобным попыткам. Но я вовсе не собирался расписывать барсумцам недостатки родной планеты.

– Я стал продавцом. Я вылупился… – большой парень оборвал сам себя. – Простите. Совершенно негостеприимно утомлять разговорами капитана и его принцессу. Моя жизнь была скучна.

– Продолжай! – воскликнула Дити. – Нам не скучно. Мы чужаки в стране чужой. То, что для тебя скучно, нам кажется новым и интересным.

– Принцесса говорит правду, Ках Кахкан.

– Да, Ках Кахкан. Если ты прямо сейчас нам не расскажешь, как ты из своего инкубатора попал на арену, а оттуда в «Америкэн Экспресс», то я спрыгну с этого тоата и пойду пешком! Кстати, как его зовут? Или ее? Это кобыла или жеребец?

Тут Дити явно вышла за пределы словаря Ках Кахкана, он замялся и попытался извиниться. Я объяснил, что она хочет узнать пол животного, но даже для этого несложного вопроса мне пришлось напрячь наш общий словарь почти до пределов.

– Она – это она, – сообщил Ках Кахкан.

– И как ее зовут? – уточнил я.

– У тоатов не бывает имен – они же не разговаривают. Я посылаю ей мысли. Она… (пробел)

Я ничего не уловил, кроме того, что животное пискнуло точно канарейка, удивительно музыкальный звук для такого массивного существа. Но Дити откинулась назад и повернула голову, чтобы прошептать:

– Если бы я была леди, я бы покраснела. Какая сильная эмоция.

– И какая?

– Чувство, очень сильное, и заканчивается чем-то вроде «если бы она еще умела готовить!». Не пойми меня неверно, все платонически… и механически невозможно. Однако страстно-платонически… и сильно. И взаимно. Между ними сильная эмпатия.

– Дити, ты слышишь мысли? Телепатия?

(Поскольку я ничего не уловил, я не знал – беспокоиться мне или радоваться.)

– Что? Небеса, нет! Но я иногда ощущаю эмоции. На этот раз они согрели меня до самого пупка. Между ними такое прекрасное взаимопонимание. Они не могут быть в одиночестве, потому что принадлежат друг другу, – тут Дити повысила голос, чтобы он не потерялся во встречном ветре, и сказала: – Ках Кахкан, поскольку мы, земляне, не можем посылать ей свои мысли, могу я предложить ей имя? Каннот Кук[99].

– Но принцесса, у женщины не может быть двойного имени.

– У моей кузины Деи Торис два имени.

– Но она императрица. А (пробел) – тоат.

– Животные могут носить имена, и у них должны быть имена. У нашего кузена Вождя есть калот[100] по имени Вула. Ведь так и есть? Впрочем, я могу предложить и одно имя. Чтобы оно было созвучно твоему. Вот… Канакук. Ках Кахкан и Канакук – они хорошо звучат вместе?

Наш большой друг с явным удовольствием повторил:

– Ках Кахкан и Канакук, – тут его животное снова испустило тонкий писк канарейки. – Принцесса, вы даете свое благословение? Я могу так ее называть?

– Ты хочешь, чтобы Дея Торис выпустила указ?

– Нет, нет, нет! Не посмею. Но ваше благословение сделает все законным.

– Принцесса Дити благословляет твоего тоата именем «Канакук».

Тоат повторила свою трель.

– Я сказала, – добавила Дити. – Она уже знает свое имя! Попробуй ты, дорогой!