Собственные записки. 1829–1834 - Николай Муравьев-Карсский

1 июня я ездил с некоторыми офицерами в табун, находящийся при реке Риве, верстах в 20-ти отсюда. Осмотрев берега сей реки, я спустился к берегу моря, где, переправившись через реку сию, зашел в крепость Риву, устроенную на правом берегу оной. Оттуда я следовал берегом моря, заметил места, в которых, в случае надобности, можно бы сделать высадку, и возвратился ввечеру в лагерь той дорогой, которой бы должно идти к Скутари в случае высадки войск; эту дорогу можно удобно разработать.

2-го. Отправлен второй транспорт больных в Одессу. Распоряжение графа Орлова меня стесняет в управлении. Больных всегда считали у нас бедствием; никакой начальник не хотел заняться присмотром за ними, и человек заболевший погибал оттого, что его бросали, удалялись, гнушались им. Устройство госпиталей мало известно сим начальникам; они полагают, что где лежит много больных в нечистоте и зловонии, там и госпиталь, что сии госпитали, поминутно возрастающие, должно удалять, отправлять, куда бы то ни было. Сие есть одна из причин, по коим мы всегда имели столько больных в армии, отчего погибла и турецкая наша армия. Больные ныне при отряде имеются не в большом количестве, за ними смотрят бережно; но граф Орлов непременно хочет, чтобы их в Одессу отправляли, не соображая, что если больной скоро выздоравливает, то на место его поступает другой, вновь заболевающий, и что трудного лучше оставить для излечения на месте, ибо на судах ему беспокойно. Таким средством можно в течение лета перевезти будет половину отряда с лекарями в Одессу, где они очутятся здоровыми без команд своих и без офицеров, без призрения и присмотра. Настоящее средство губить войско! О том же, что может существовать госпиталь без больных, едва ли такие начальники знают и что при хорошем устройстве кадров госпиталя больные не страшны, они и не помышляли. Через сие меня понуждают к отправлению больных, невзирая на неудобства помещения и затруднения в дороге; их отправляют ночью, второпях, не давая времени запасти их всем нужным, и если бы я не приложил все возможные старания, чтобы противодействовать сим мерам, то много бы погубил людей. Хронических, таким образом, отправили уже в Одессу; но более сего отправлять больных я не располагаю, невзирая на частые напоминания графа Орлова.

3-го. Я ездил к графу Орлову с докладом о разных делах. Трудно иметь дело с человеком, никогда не занимавшимся оным и избегающим оного. Больные составили главный предмет суждений наших. Он непременно хочет, чтобы, по мере прибывания оных, я отправлял их, от чего и случится, что через месяц у нас будет в Одессе до 1000 человек выздоровевших, которые у нас будут полагаться больными, а здесь не достанет судов и лекарей для отправления остальных. Но я не мог его вразумить, ибо он ничего не слушает и только говорит свое, основываясь на повелении, данном ему, чтобы отправить хронических больных, которое он, как кажется, читал без внимания. Противодейство сие и частые поездки мои в Беуг-дере весьма замедляют всякие исполнения по отряду.

4-го числа приезжал к нам в лагерь граф Орлов с баварским наследным принцем и с большой свитой; ему сделали все почести, после чего он отправился осмотреть лагерь. День был необыкновенно жаркий, и войска были много обеспокоены сим посещением. Я был зван на обед к австрийскому министру, где остановился баварский принц; ввечеру был бал, но я уехал и не остался на оном, тем более что никто из сухопутных офицеров не был приглашен на оный.

5-го. Я опять ездил к графу Орлову, коего нашел несколько обходительнее на счет больных; но новые меры, им предпринимаемые, также не совсем еще достаточны, и переговоры сии при частых переездах отнимают у меня много времени.

Ввечеру был у меня посланник Бутенев с приезжими сюда на пароходе курляндцем бароном Ганом и его женой, любопытствовавшими видеть лагерь.

6-го. Приняты были разные меры для предварительной нагрузки тяжестей на суда.

7-го. Я ездил в Царьград и навестил толкучий рынок и место торговли невольницами. Зрелище отвратительное; но самые невольницы не постигают всего ужаса своего положения и более похожи на невест, ожидающих с любопытством прибытия жениха и другой участи. После того я навестил сераскира, а от него зашел в дом сумасшедших: ужасное зрелище, где человечество страдает без всякой пощады или участия со стороны подобных же человеков. Сумасшедшие, без разбора припадков, все прикованы цепями к стене; некоторые из сих не имеют совершенно никакой одежды и лежат на голом камне, так что трудно и здоровому пережить подобное положение; обхождение стражей с ними самое жестокое, и положение сих несчастных самое жалкое.

Оттуда ездил я смотреть ружейный завод, коего недостаточность и неустройство соответствуют дурному состоянию и нехорошей отделке ружей, отпускаемых в пехоту. Потом я навестил адмиралтейство и провел несколько времени с адмиралом Тагир-пашой. Он проводил меня к пильной паровой машине своей, к докам и показал все любопытное в адмиралтействе. Обхождение Тагир-паши, хотя вежливое, но показывает человека сурового и строптивого. От него я заехал к начальнику артиллерии Галиль-паше, который был также предупрежден о моем приезде; дом его близ Топхане или пушечного двора.

Он водил меня в литейную и другие места. Я видел некоторое число орудий, вновь изготовленных, довольно чисто отделанных; но терпения к довершению какого-либо дела у турок недостает: так орудия без прицелов, без диоптров; деревянные и железные работы грубы и неправильны, и заведение их не столько подают мысль о детстве, в коем они находятся, как о беспечности народа сего, который не в состоянии постоянно чем-либо заняться и скорее погубит что-либо устроенное от лености своей, чем устроит что-либо новое в порядочном виде.

9-го. Из Конии получены известия, что Ибрагим-паша быстро отступает за Тавр.

11-го. Я ездил внутрь края для осмотра местоположения, проехал в сей день близ 50 верст по горам и возвратился назад вечером. Места, мною виденные, хорошо обработаны и в особенности занимательны. Я был на горе Алем-даге, с коей видно Черное море и Мраморное. На горе сей видны остатки развалин древних строений, капители от колонн, и, между прочим, я нашел один мраморный камень, величиной в аршин, с изваяниями на нем креста с адамовой головой; над крестом изображено было сердце, а по сторонам оного полулунье и звезда.

13-го. Посетивший меня ввечеру Волков сказывал, что к острову Тенедосу прибыло три английских линейных корабля.

14-го. Я поехал с несколькими офицерами на Принцевы острова, предупредив накануне Ахмет-пашу о сем, с тем, чтобы мне обратно ехать в лагерь по азиатскому берегу Босфора. Ахмет-паша по сему случаю посылал ко мне Намик-пашу просить меня в казармы Скутарские, для осмотра оных, а на острова послал чиновника для встречи меня. Для совершения сей поездки я должен был просить позволения у графа Орлова, который на оную согласился, хотя с некоторыми затруднениями.

Я отправился 14-го числа на турецком палубном катере. Со мною поехали также флигель-адъютанты Моллер и Крузенштерн[146] и граф Кочубей. Мы плыли близ двух часов и пристали у первого острова Протея[147]; осмотрев монастырь, на оном имеющийся, поплыли на второй остров Антигону[148], где также имеются монастыри. Они невелики и, как заметно, в недавнем времени возобновлены; но между образами имеется много весьма старинных. Я искал памятников древности языческих, но не нашел оных, исключая части одного мраморного надгробного камня, принесенного с развалин старинного монастыря, коего остатки видны еще на одном из возвышений, на сем острове имеющихся; на камне сем, положенном вместо ступени при входе в церковь, видна латинская надпись, означающая какого-то Агриппу, жившего 22 года. Оба острова сии не велики и мало обработаны. По осмотре монастыря сего второго острова я пошел в греческую деревню, находящуюся по восточную сторону острова; в деревне сей, как и на прочих островах, съезжаются на лето богатые греки, дабы насладиться приятностью местоположения, здоровым воздухом и совершенной свободой от надзора турок, ибо турецкое правительство не имеет в оных почти никакого надзора. Деревня сия, как и находящаяся на других островах, весьма чисто и порядочно выстроена и представляет очень приятное и красивое зрелище.