Собственные записки. 1829–1834 - Николай Муравьев-Карсский

Осмотрев строения сии и несколько комнат дворца, провожавший нас бригадный генерал Неджиб-паша, человек весьма простой, знавший, что я охотник до древностей, все изыскивал для меня, как он говорил, антиков и, вспомнив об одном, с поспешностью повел нас смотреть, говоря, что он мне покажет чудовище с женской головой, руками и рыбьим хвостом. Нас повели в какой-то темный сарай, где жил старик-турок. Когда ему сказали, за чем мы пришли, то он побежал на чердак и вынес оттуда деревянный гроб; когда крышку оного открыли, мы увидали египетскую мумию крокодила, у коего хвост был отломлен и к оному приставлена человечья голова; хвост же был приставлен с боку, и сие дало повод туркам уверять, что то было чудовище: столь народ сей склонен верить всему дивному и необыкновенному, хотя приставленная голова ничем не соединялась с туловищем крокодила, и весьма ясно было видно, что нижняя оконечность сего мнимого чудовища не был хвост, а самая голова крокодила. «Мум» по-турецки значит «воск», и когда мы стали говорить по-русски, что это мумия, то окружавшие нас турки уверяли нас, что то истинно не восковые фигуры, а настоящие животные.

Мы продолжали путь свой через другой сад сераля, содержимый в большой нечистоте, и прошли к самой оконечности сераля, всего более в море выдающейся. Место сие высыпано землей и уравнено на вышину до зубцов крепостной стены, окружающей весь город, и на одном краю сей площади имеется небольшая беседка султана, называемая Гюль-хане.

Турки, провожавшие нас, не привыкшие к движению и деятельности, устали от сей небольшой прогулки и настоятельно просили, чтобы зайти отдохнуть и пообедать к Неджиб-паше. Чрез сие я терял время и не мог надеяться пересмотреть всего, что предполагал в сей день; но я принужден был согласиться, дабы не огорчить их. Мы заехали к Неджиб-паше, имеющему дом на берегу Мраморного моря, и отобедали. Некоторые из провожатых наших не упустили сего случая, чтобы напиться допьяна и, по окончании пира они в таком виде повели нас смотреть мечети.

Мы начали с мечети Софии или бывшей церкви святой Софии, которую я прежде видел, но в коей не были многие из провожавших меня, а потому и просили меня снова зайти в сие здание. Из Софии пошли мы смотреть мечеть, называемую Султан-Ахмет[143], им построенную: здание обширное, но уступает в величине и красоте своей Софии. В мечети сей замечательны четыре огромные столба, поддерживающие купол, и еще более огромной величины камни, из коих сложены сии столбы. Мулла мечети сей, не ожидавший нашего прибытия, вбежал впопыхах и дерзко спросил провожавшего нас, что мы за люди и что нам нужно; но Келим-ефенди, еще воскреленный парами обеда, с тем же видом отвечал мулле, что он может о сем спросить сопровождающих нас кавасов или прислужников сераскир-паши, и мулла отошел. Я пожелал видеть гробницу Султан-Ахмета, и меня беспрепятственно проводили в другое небольшое здание на том же дворе, где находилась гробница Султан-Ахмета и всего семейства его. Место сие убрано без всякой пышности и не вселяет никакого уважения в посетителе. Ряд больших и малых гробниц из камня, довольно грубо сделанных, занимает внутренность здания; на гробницах поставлены чалмы с простой обвивкой, при изголовье же гробницы самого султана поставлено два налоя, в коих хранятся Кораны в серебряных переплетах. Турки не делали нам никакого препятствия открывать и рассматривать кораны и на все подавались весьма охотно.

Потом поехали мы на базар, который устроен довольно хорошо вроде гостиных дворов наших, под каменными сводами; мне хотелось видеть торг невольников, но он был заперт уже в то время.

Так как уже прошла большая часть дня, и я боялся опоздать возвращением в лагерь, то я поехал к сераскиру; но, приехав к нему на двор, встретил человека его, который сказал мне, что сераскир просит меня приехать к нему в Совет, где он меня будет дожидаться.

Я исполнил в точности желание его и приехал в порт, слез с лошади и пошел в Диван, где нашел собранными великого визиря, сераскира, Ахмет-пашу, Галиль-пашу, Тагир-пашу и всех главных чиновников государства, важно преющих в заседании. Шедшие за мной офицеры остановились в аванзале; я вошел и сел подле сераскира. Внезапное вторжение сие всех изумило; но сераскир вскоре встал и, проводив меня в другую комнату, пригласил всех войти, велел подать трубок, надел сапоги и, вышед со мной, поехал меня провожать к пристани, говоря, что он очень рад тому, что я приехал в Совет и что он желал всем показать, сколько он любит и уважает русских. Ахмет-паша также сел верхом и поехал провожать нас. Они повели нас опять чрез край двора старого сераля и, приехавши к берегу, показали нам старые каюки или лодки султанов и новый каюк нынешнего султана, которые содержатся, в особенности старые, в большой небрежности.

Окончив, таким образом, обозрение Царьграда в сей день по возможности, я возвратился к вечеру в лагерь.

28-го числа. Я ждал к себе в гости сераскира и Ахмет-пашу, которые назвались в гости ко мне накануне. Ахмет-паша приехал к обеду, заставив себя по обыкновению довольно долго ждать. К вечеру приехал и сераскир с другими чиновниками. Песельники, музыка, фейерверк, солдатские пляски попеременно занимали его в течение всего вечера. Он порядочно выпил, и его качали под русские песни. Прибывшие к тому времени случайно из Беуг-дере дамы еще более оживили веселый праздник наш: танцевали, пили здоровье сераскира и провели весь вечер весьма приятно. Сераскира проводили усталого, полупьяного и весьма довольного, с музыкой.

29-го. По приглашению графа Орлова, мы ездили смотреть дворец султана в Беглер-бее. Деревянный дворец сей довольно обширен и построен со вкусом, но весьма легко и не имеет никакой прочности. Всего занимательнее же для меня показалась изваянная мраморная собака, которая лежит в небрежности в углу сада; произведение сие отлично, но у турок лежит оно без всякого внимания[144].

30-го. Возвратился из Дарданелл поручик Дайнезе, который оставался там по моему приказанию для собирания сведений и известий о египетской армии; в тот же день приехал капитан Врангель Генерального штаба, посланный сюда от графа Киселева.

31-го. Ввечеру приезжал в лагерь с женой своей секретарь баварского принца[145], прибывшего на днях на пароходе путешественником; они ходили по лагерю и пришли ввечеру в мою палатку, с другими дамами, откуда и отправились назад при захождении солнца.