Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад - Роберт М. Вегнер

– Как видно, местным было стыдно признаться, что в окрестностях у них – такой вот ручеек, а потому подкупили картографа, чтобы тот назвал это рекою. Если Валенер – такой же город, как Малава – река, то мы застанем там три мазанки и курятник, верно, Кайлеан?

– Мы не едем в Валенер. Будем ждать остальных на съезде в сторону гор, и там мы и остановимся. А теперь – задание. Взгляни-ка на опору справа.

– Гляжу, и что?

– На нижнюю ее часть.

– Смотрю на нижнюю часть, и что?

– А теперь чуть подними взгляд и скажи мне, на какой высоте заканчиваются следы от водорослей и прочих водных растений.

Вся четверка некоторое время молчала.

– Вот же ж… – Кошкодур взглянул на речку, затем на мост и снова на речку: – Так высоко? Сколько ж это будет? Десять, двенадцать футов?

Она взмахнула рукою:

– Как минимум, пятнадцать. Когда в горах наконец-то растают снега, вся вода польется сюда. Я собственными глазами видела, как махонький ручеек за час превращался в поток, а за два – в реку, отбирая у людей все накопленное за их жизнь. Через несколько – максимум десяток-другой – дней здесь будет стоять ревущая вода. Да такая, что упади кто в нее – он остановится у самого моря. Не смейтесь над здешними реками, это коварные и дикие твари.

Они разглядывали ленивый ручеек.

– Лучше б те снега начали наконец таять, а не то нам может не хватить воды внизу реки, – сказал наконец-то Йанне. – Где поворот к Кехлорену?

– В миле отсюда.

– Поехали уже.

Они миновали мост. Дагена приблизилась к ней и толкнула в бок:

– Какие-то воспоминания, Кайлеан? Ты уже дня три молчишь.

Она задумалась. И вправду, она должна была что-то чувствовать, найти в себе хоть какие-то воспоминания или хотя бы их след. Но – ничего. Олекады запомнились ей слабо, хотя она и провела здесь половину жизни. Горы не вросли в нее, не оставили следа в костях и сердце. Может, потому что ее семья осела здесь едва ли пару поколений назад в поисках легкой жизни, но нашла лишь упорный труд с утра до ночи на куске земли, полученной от местного барона. Она помнила рассказы отца о начале их работы тут. Земля оказалась настолько скверной, что даже козы были не в силах здесь прокормиться. И все же ее семья попыталась. Убрала камни с поля, высадила пару десятков низеньких, устойчивых к морозу яблонь, завела небольшое стадо коз и овец.

Сражалась.

И проигрывала.

Одной из вещей, которые Кайлеан помнила слишком хорошо, было то, что земля умеет рождать камни. Каждый год весной вся семья выходила в поле и собирала их, ссыпая в большие кучи. И только потом начиналась пахота и сев. Следующей весной они снова сперва убирали камни с пашни, а только потом ее засевали. И так без конца. Это она тоже хорошо помнила: их клочок земли, окруженный венком каменных горбов, из которых самые старые успели порасти мхом и лишайниками. Она играла между этими валунами вместе с братьями, нетерпеливо высматривая первые плоды. Она почти всегда ходила голодной. Именно поэтому еще до того, как ей исполнилось семь, она вместе с ребятами научилась стрелять из лука. Заяц, куропатка, даже белка – не было создания, недостойного ее стрелы. Все, что могло попасть в котел, а потом в брюхо, становилось целью.

– Голод, холод и бедность, – произнесла она наконец. – Тут можно выкармливать только коз и овец, немногое вырастет на здешних камнях, а владелец земли выжмет всякий грошик, который ты заработаешь на пашне. Если у кого есть голова на плечах, тот копит годами, только бы отсюда сбежать.

Лучше всего она помнила тот день, когда отец решил отправиться на юг. После войны с кочевниками провинции, лежавшие на границе со степями, с радостью принимали каждую пару рабочих рук, обещая годы освобождения от податей, дармовую землю и многочисленные привилегии. Отец после долгого разговора с матерью выкопал спрятанный в углу избы мешочек с горстью серебра, отправился в город и вернулся с возом, запряженным парой лошадок. Парой лошадок! Впервые в жизни Кайлеан увидела тогда коня вблизи, поскольку раньше они использовали для пахоты соседского вола, оплачивая каждый день его работы.

Она склонилась и похлопала Торина по шее. Кто бы мог подумать, верно?

А потом был путь на юг, въезд в степи, что распахнулись перед ними, словно чудесная, дарящая невероятные возможности страна, – и ночная встреча с бандитами.

И веточка, колющая ее в задницу.

Кайлеан снова вздохнула, так глубоко, что почти закружилась голова. Нет, Олекады наверняка не были ее домом. Уже нет.

И все же судьба пригнала ее сюда, хотя она о том не просила. Почти чувствовала, как эта старая обманщица поглаживает ее по голове и ворчит снисходительно: «Кто бы мог подумать, верно?»

Они минутку ехали в молчании, Дагена не торопила с разговором.

– Мы обитали еще дальше к северу, в каких-то тридцати милях за Валенером. Эти окрестности… Без малого все дворянство, все графы и бароны – это меекханцы старой крови. Осели они здесь сразу после покорения этих земель, после победы над Святыней Дресс. Почти триста лет назад. Святыня эта сопротивлялась яростно и упорно, по всем Олекадам остались развалины горных крепостей, которые меекханцам приходилось захватывать одну за другой. Говорят, даже Кехлорен некогда был крепостью-святыней супруги Господина Бурь. Во время тех войн почти вся местная аристократия погибла, а после меекханского покорения здесь осело множество солдат, и многие из них получили дворянские титулы. Мне дед об этом рассказывал, когда я расспрашивала его, почему мы поселились именно тут. Местное дворянство… – Она колебалась в поиске нужных слов: – Более меекханское, нежели сам император, и охотно селит на своих землях меекханских подданных. Таких, как моя семья. И они убеждены, что те должны быть горды, работая на землях дворянства чистой крови. Даже если человек голодает и мерзнет от рассвета до заката. Давным-давно они заключают супружеские союзы только между своими, считая, что смешанный брак – это позор для рода и всякий, у кого нет хотя бы десятка задокументированных поколений меекханских предков, вообще не должен показываться им на глаза.

– Вы работали на такого дворянина?

Она кивнула:

– Мы держали клочок земли. Работали тяжелее, чем беднота в Лифреве, ели хуже, чем нищие. И все под милостивой защитой баронов и графов с гор.

– Ха, если они здесь все такие… Не обрадуются нашему виду.

– Нет. Но ограничатся игнорированием. В конце концов, перед нами идет императорский указ, а для местных слово императора – свято. Кроме того, у большинства замки построены выше в горах, и они редко из них выходят. Я не думаю, что нас ждут проблемы. Но встречать нас хлебом-солью и зазывать под крышу они тоже не станут. Съезд перед нами.

И вправду, от главного тракта отходила боковая дорога. Настолько же широкая и солидная, хотя явно реже посещаемая.