Явление тайны - Клайв Баркер

– Хочешь, чтобы он поднялся сюда?

Она встала и опустила ноги с кровати, вслушиваясь, не идет ли пастор. Хови прижался лицом к ее спине, обнял, по его руке пробежала струйка ее пота, он нежно коснулся груди девушки. Она тихо и судорожно вздохнула.

– Не надо, – пробормотала она.

– Он не войдет.

– Я слышу его шаги.

– Нет.

– Слышу, – прошипела она. Тут снова снизу раздался голос:

– Джо-Бет! Я хочу поговорить с тобой. И мать тоже.

– Мне нужно одеться, – сказала она и принялась поспешно собирать разбросанные вещи.

В голове Хови, пока он наблюдал за ней, промелькнула извращенная мысль, что ему понравилось бы, если бы она в спешке надела его белье, а он – ее. Погрузить член в мягкую ткань, освященную ее вагиной, хранившую ее запах и влагу, слишком тесную для него, – до умопомрачения.

Да и она в его белье выглядела бы еще сексуальнее. Ее щелка в прорези его трусов… В другой раз, пообещал он себе. Больше они не будут стесняться. Она же позвала его в свою постель. И хотя они просто лежали, прижавшись друг к другу, это все изменило. Жаль, что ей так быстро пришлось снова одеться, но уже то, что они были вместе, лежали рядом обнаженные, казалось Хови достаточным подарком.

Он резко притянул к себе свои вещи и стал одеваться, глядя на Джо-Бет, а та смотрела на него.

Он поймал себя на мысли, что больше не относится к своему телу как к машине. Теперь это человеческое тело, и оно уязвимо. Болела разбитая рука, болел от эрекции член, и сердце болело тоже. Во всяком случае, какая-то тяжесть в груди создавала ощущение сердечной боли. Оно было слишком хрупким, чтобы называться машиной… и слишком любящим.

Она прервалась на мгновение и посмотрела в окно.

– Ты слышал? – спросила она.

– Нет. Что?

– Кто-то зовет.

– Пастор?

Она покачала головой. Она поняла, что голос, который она услышала (и продолжала слышать), раздается не снаружи и не из гостиной. Он звучит у нее в черепной коробке.

– Яфф, – сказала она.

От всех этих разговоров у пастора Джона пересохло в горле, он вышел на кухню, подошел к раковине, открыл кран с холодной водой, подождал немного, чтобы вода стекла, налил себе стакан и выпил. Было уже почти десять часов. Пора завершать визит, независимо от того, увидит он Джо-Бет или нет. Нынешней беседы о темных сторонах человеческой души ему хватит на неделю. Он вылил остатки воды и посмотрел на свое отражение в оконном стекле, убедившись, что выглядит нормально, он отвел взгляд и вдруг заметил, как за окном что-то мелькнуло. Пастор закрыл кран.

– Пастор?

Сзади появилась Джойс Макгуайр.

– Да-да, все в порядке, – сказал он, не вполне уверенный, кого он больше успокаивает, ее или себя. Неужели эта полоумная заразила его своими фантазиями? Он снова взглянул в окно.

– Мне показалось, будто я что-то увидел у вас во дворе. Но теперь там ничего…

Вот оно! Вот оно! Бледный силуэт двигался в направлении к дому.

– Нет, – сказал он.

– Что «нет»?

– Не все в порядке. – Он отступил от окна. – Далеко не все в порядке.

– Он вернулся, – сказала Джойс.

Меньше всего на свете пастор хотел говорить «да». Охраняя свой покой, он отступил на шаг, потом еще на два. Он качал головой и пытался отрицать то, что видел. Это поняло его неверие. Пастор видел, что это смотрит на него. Чтобы развеять его надежду, это вдруг вышло из тени и предстало его взору.

– Господь всемогущий! Что это?

Сзади он услышал молитву миссис Макгуайр. То была не каноническая молитва (кто написал бы молитву на такой случай?), но слова, идущие из самой глубины души:

– Господи, спаси нас! Иисусе, спаси нас! Избави нас от сатаны! Избави нас от нечистого!

– Слышишь! Это мама!

– Слышу.

– Что-то случилось.

Она направилась к двери, но Хови ее задержал.

– Она же молится.

– Она никогда так не молится.

– Поцелуй меня.

– Хови!

– Если она молится, значит, она занята, а если она занята, то может подождать. А я не могу. У меня нет молитв, Джо-Бет. У меня есть только ты. – Эта тирада поразила его самого. – Поцелуй меня, Джо-Бет.

Но едва она потянулась к нему, внизу раздался звон разбитого окна, и гость заорал так, что Джо-Бет оттолкнула Хови и опрометью кинулась вниз.

– Мама! – кричала она. – Мама!

Иногда человек ошибается. Для того, кто рожден в неведении, ошибки неизбежны. Но погибать из-за неведения, да еще и от столь бесчеловечной руки несправедливо. С такими мыслями пастор Джон, зажимая рукой окровавленное лицо, в которое полетели стекла, полз через кухню к выходу, прочь от разбитого окна и от того, кто его разбил, полз так быстро, насколько позволяли дрожавшие коленки. За что ему этот кошмар? Конечно, он не безгрешен, но его грехи не так уж велики, и он всегда отдавал долги Господу. Утешал вдов и сирот в их горестях, как велит Писание, старался уберегаться от соблазнов. Но демоны все равно пришли за ним. Он зажмурил глаза, но звуки слышал отлично. Мириады лап шуршали, когда твари карабкались на мойку и на стопки посуды рядом с ней. Они тяжело, с мокрым шлепком, плюхались на пол и ползли через кухню, ведомые той самой бледной фигурой, что пастор заметил во дворе («Яфф! Это Яфф!»). Фигура была облеплена тварями с ног до головы, как пчеловод пчелиным роем.

Миссис Макгуайр перестала молиться. Может быть, она уже умерла, став их первой жертвой. И может быть, ее им хватит, и они пощадят его. Об этом стоило помолиться.

«Господи, ослепи их, оглуши их. Сделай так, чтобы они меня не заметили. Пусть меня видит лишь Твое всепрощающее око…»

Его молитву прервал отчаянный стук в дверь и голос блудного сына Томми-Рэя:

– Мама! Слышишь? Мама, впусти меня! Я их остановлю, клянусь, я их остановлю! Впусти!

В ответ пастор Джон услышал сдавленные рыдания миссис Макгуайр. Она вдруг закричала – значит, она была жива. И она пришла в ярость.

– Как ты посмел! – возопила она. – Как ты посмел! Он кричала так, что пастор открыл глаза. Орда демонов остановилась. Антенны-усики колебались, лапы слегка подергивались. Они ждали дальнейших приказов. Они не были похожи ни на что, что он видел в жизни, и все же он их узнал. Но не осмелился спросить у себя почему.

– Открой, мама, – повторил Томми-Рэй. – Мне нужно увидеть Джо-Бет.

– Убирайся отсюда!

– Я пришел за ней, и ты меня не остановишь! – рассердился Томми-Рэй.