Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - Андерс Рюдель

Однако при этом Видлунд делает Роуленду новое предложение: из денег, полученных за картину, можно будет сначала вычесть его адвокатское вознаграждение, а уж остаток поделить пополам между музеем и наследниками. Руководство музея и Видлунд явно больше интересуются размерами будущего гонорара Роуленда, чем правом наследников на картину.

Роуленд отвечает, что «ни одна цивилизованная западная страна еще никогда не заявляла, что украденное нацистами искусство не должно быть возвращено владельцам». Однако, добавляет он, наследники готовы заплатить 200 000 долларов, если музей немедленно вернет картину. Роуленд также требует, чтобы в переговорах приняло участие правительство, и настаивает на встрече в Стокгольме — с руководством музея и министром культуры.

Видлунд снова пересылает письмо Роуленда Ларсу Ниттве со своими комментариями и предлагает медиастратегию:

Видлунд вызывается поговорить с начальником правового департамента министерства культуры Кнутом Вейбуллем, чтобы узнать мнение министерства культуры относительно того, как музею действовать дальше. После разговора он пишет мейл Ниттве. В нем слышится совсем иной тон:

Видлунд предлагает такое решение:

Правда, эта уступчивость ни к чему не приводит. В ответ Роуленд присылает письмо на десяти страницах, в котором приводит примеры реституции в Канаде, США, Австрии и Германии, где музеи точно так же приобретали произведения искусства, не зная обстоятельств дела, но потом вынуждены были вернуть их наследникам, не требуя компенсации и не выдвигая никаких условий. Решение «50/50», говорит Роуленд, идет вразрез с принципами Вашингтонской конференции, и потеря музеем картины с моральной точки зрения несопоставима с нацистскими преследованиями, которым подверглась семья Дойч. Наследники и так сделали музею более чем щедрое предложение.

Делом тем временем заинтересовались международные организации. В апреле Уэсли Фишер из Claims Conference пишет письмо в министерство культуры Швеции, критикуя предложение музея продать картину и разделить вырученные средства поровну. По мнению Фишера, это неверное истолкование принципов Вашингтонской конференции.

Видлунд пишет Ниттве: «Я уже начинаю немного раздражаться, когда слышу, что в соответствии с Вашингтонскими принципами музеи обязаны возвращать картины безвозмездно». И приводит пример, когда решение «50/50» было-таки достигнуто. В 1998 году наследники Фридриха Гутманна, голландского коллекционера и банкира, убитого нацистами, обратились к американскому коллекционеру Дэниелу Сирлу с требованием вернуть им картину Эдгара Дега «Пейзаж с дымовыми трубами». Переговоры кончились тем, что картина стала общей собственностью наследников и Сирла и была продана. Анна Веббер из Комиссии по вопросам разграбленного искусства в Европе участвовала в этих переговорах и сняла документальный фильм «Сорвать куш» (Making a Killing) о том, как наследники Гутманна пытались вернуть всю его коллекцию.

Следует отметить, что договор о картине Дега был заключен до Вашингтонской конференции. Позже Сирл подарил свою половину картины Институту искусства в Чикаго, который выкупил вторую половину у наследников Гутманна.

Но есть и другое обстоятельство, отличающее дело Дега от Нольде. И в одном из писем Роуленд указывает на это обстоятельство Видлунду. Дело Дега было гражданским иском, и в нем участвовали «два частных лица». Его нельзя сравнивать с делом Нольде, так как тут замешано государственное учреждение. «До сих пор ни один музей не требовал денег за картину, украденную нацистами, и ни один государственный музей не держал в заложниках произведение искусства».

Видлунд снова отвечает, что решение «50/50», по его мнению, вполне соответствует Вашингтонским принципам и что юридически Швеция не обязана возвращать картину наследникам. Музей, пишет далее Видлунд, мог бы рассмотреть предложение, прозвучавшее на встрече в Нью-Йорке: картина возвращается безвозмездно, если наследники согласятся отдать ее «в долгосрочную аренду какому-либо уважаемому государственному музею». Предлагаемый срок — двадцать лет. Другими словами, Музей современного искусства (или какой-то другой музей) на это время оставит картину у себя.

В мейле директору музея Ниттве Видлунд пишет: «Мы сделали хорошее предложение, и пусть он (Роуленд) делает что хочет», — и завершает письмо словами: «Я считаю, что не следует поддаваться на вымогательство. Now is the time not to give in[20]».

В середине мая переговоры зашли в тупик. Роуленд предложил встретиться в Стокгольме, Видлунд сказал, что это «бессмысленно», пока музей не получит от Роуленда нового предложения. Теперь обе стороны считают себе жертвами вымогательства. На последнее письмо Видлунда Роуленд отвечает коротким мейлом:

Разговор вскоре продолжился на страницах газет. В начале июня Dagens Nyheter публикует статью под заголовком «Музей современного искусства обвиняют в вымогательстве». Журналист Турд Эриксон начал расследовать дело и впоследствии сделал ряд скандальных публикаций о Музее современного искусства. Уже в названной статье музей подвергается жесткой критике, в частности со стороны Анны Веббер из Комиссии по вопросам разграбленного искусства в Европе, которая согласна с Роулендом: дело Нольде нельзя сравнивать с делом Дега, так как в последнем участвовали исключительно частные лица. В интервью Dagens Nyheter она говорит: