Моя преступная связь с искусством - Маргарита Меклина

Только я заикнулась, чтобы сказать, что сама собираюсь на кладбище, как Утиный Нос меня перебил:

— У меня прекрасная память на лица, я там в ресторане чуть джумбалайей своей не облился: ведь десять лет назад ты меня послал в церковь в чернушном районе, где была панихида, и представь: только я его вспомнил, как сразу же — когда проезжал по Бродвею — увидел табличку. Знаешь тот синий домик на перекрестке Бродвей и Восьмая? Так вот, сегодня я заметил на стене объявление, где написано, что великий афро-американский художник Джаспер Жалейка там жил, и в следующем году в этом домике откроют музей.

Цветочник уже удалился в подсобное помещение, но при последних словах выглянул оттуда с двумя игрушечными медвежатами, поддерживающими с двух сторон красное ватное сердце, и с ухмылкой заметил:

— Ты вроде бы никогда не интересовался музеями, смотри-ка, как мертвый мужик в гробу на тебя повлиял. Ни к месту ты его вспомнил накануне Валентинова Дня!

Но Утиный Нос уже вышел из магазина, и в окно я видела, как он грузит вазы с букетами в побитый белый пикап, у которого боковое зеркало висело справа на проводе, как выбитый глаз.

* * *

Эта случайно услышанная история меня поразила.

Как будто в годовщину своей смерти Садег мне напомнил о том, что жизнь никуда не исчезла. Что чудеса еще существуют. Что человек умирает — но всегда есть тайные знаки, которые напоминают о нем.

В годовщину смерти он напомнил мне о нашей первой встрече и внезапной любви.

Происшествие в шоппинг-молле

Десять лет назад я отправилась в большой шоппинг-молл, чтобы купить какую-то мелочь, какую-то незначительную ерунду. Только я поднялась в стеклянном лифте, похожем на вазу, на третий этаж, как услышала прорезающиеся сквозь ровный слой шума и шоппинга истошные крики.

Кричала старуха с одним зубом во рту.

Менеджеры двух близлежащих к старухе ларьков выглянули из своих промтоварных владений, чтобы проследить, куда указует ее нацеленный на неординарное палец: там, между спортивным киоском и магазином игрушек, устало и обреченно стоял немолодой негр в мятом, хотя и чистом костюме, выбритый и интеллигентный на вид, но, опять же, с помятым лицом.

Похоже, он провел бессонную ночь.

На пьяного он не был похож, но смахивал на отягощенного каким-то недугом человека. Он выглядел беспокойно и совершал множество мелких, почти незаметных, но выдававших душевное неудобство движений. В руке он сжимал пистолет, и этот пистолет указывал куда-то в сторону — то ли в прохожих, то ли в никуда, в пол.

Ему было примерно под семьдесят, и на голове у него красовалась аккуратная, очень идущая ему и словно вросшая в него крембрюлешная кепка — в общем, ничего особенного, что приковало бы взгляд, и, если бы старая ведьма, сама вызывающая подозрения во вменяемости, не обратила бы на него никакого внимания, ничего бы не произошло.

Но уже спешили к месту происшествия полицейские.

Но уже высвободилась из тисков пружина судьбы.

Один из менеджеров был как раз из игрушечной лавки и наверняка догадался, что афро-американец взял пистолет из его магазина, потому что направился к чернокожему джентльмену, чтобы напомнить ему положить товар обратно на полку.

Проходившие мимо по своим делам полицейские понятия об этом всем не имели — они просто заметили кричавшую старушенцию и ее крючковатый палец, и двух менеджеров, подходящих к немолодому афро-американцу с обеих сторон (один — посмотреть, что случилось, другой — забрать инвентарь), и приказали им оставаться на месте.

Вокруг пожилого афро-американца мгновенно образовалась воронка: толпа плеснулась как чай, зеваки раскрыли рты, некоторые продавцы сразу же захлопнули двери — а афро-американский пенсионер как бы нехотя начал поднимать правую руку — как в кино, как игрушечный оловянный солдатик, как манекен.

Один полицейский плюхнулся на колено и стал рвать револьвер из кобуры.

Другой закричал: «Кинь оружие!», но в торговом зале было так шумно, что, кажется, никто этих слов не расслышал, кроме меня. Не могу сказать со всей точностью, понял ли это обращение афро-американец, но он поднял руку с игрушечным пистолетом: как будто целился в полицейских, как будто подавал им команду. Будто бы соединял невидимой нитью их и себя, будто протягивал им вместе с игрушечным пистолетом на скрытом от человеческого глаза подносе всю свою жизнь.

Полицейские выстрелили одновременно — хлоп, хлоп, хлоп, будто воздушный шар разорвался — и усталый от жизни пожилой джентльмен уже лежал на полу.

Менеджер магазина, намеревавшийся забрать игрушечный пистолет, не шевелился от страха. Он стоял посреди зала, в своих почти форменных черных брюках и белой рубашке, с прикрепленным к ремню пейджером, который всегда подавал занятые сигналы, но сейчас как назло не подавал никаких признаков жизни, и делал вид, что собирается вытащить его из кармашка. Тем временем полицейские с опаской приближались к уже мертвому телу, очевидно боясь, что оно оживет.

Менеджер похлопал себя по карманам, будто что-то забыл, и с деловитым видом направился в свой ларек, где начал расставлять на полке красно-синих «Батманов» в серебристых разводах, но наткнулся на водяной игрушечный пистолет и отдернул от него руку, как от огня. У полицейских тем временем забибикали рации, но они, не обращая на них внимания, продолжали идти, как заведенные, к лежащему телу.

Пожилой афро-американец был опрятно и даже элегантно одет, и красное пятно на его светлой рубашке выглядело неуместно.

Менеджер наконец, видимо, понял, что сейчас не время наводить порядок на игрушечных полках и встал на пороге своего магазина с тревожным выражением на лице: у него были очень черные, кустистые брови, а волосы смазаны гелем и торчали мальчишески. К пожилому, распростертому на полу джентльмену (он так и лежал в своей кепке, которая будто была приклеена к голове) уже спешили санитары с носилками.

Один из полицейских сделал рукой предохранительный жест, и все остановилось. Молодой, с иссиня-черными волосами, менеджер магазина игрушек снова попятился в свой магазин и уже глядел на происходящее сквозь стеклянную стену.

Только теперь я поняла, что торговый зал полностью смолк.

Растерянность читалась на лицах людей.

Полицейские, кажется, осознали, что у человека был игрушечный пистолет.

Но игрушечный пистолет повлек за собой настоящую смерть.

Санитары стояли — как будто их сдерживало невидимое заграждение.

Полицейские же продолжали следовать тому, чему их учили. Если в тебя целятся — в ответ сразу стреляй. Если поразил цель — удостоверься, что твоя жизнь и жизнь напарника в безопасности, а затем уж бросайся на помощь и проверяй, можно ли чем-то помочь.

— Давайте-давайте! — будто забыв, что только что не пускал и останавливал, закричал санитарам один из стрелявших.