Под небом Индии - Ренита Де Сильва

Чарльз смотрел на Мэри. Его лицо было окутано тенями, в живых карих глазах сияла надежда.

Общение с Чарльзом помогало Мэри уменьшить боль от безнадежной любви к Винаю и непрекращавшихся попыток возненавидеть и забыть его. Чарльз облегчал ее тоску по дому. И был хорошим другом, самым лучшим.

«Он отличная партия, – услышала Мэри голоса кузин. – Привлекательный, врач, из хорошей семьи и отнюдь не беден».

Мэри знала это, поскольку Чарльз рассказывал ей о своих родителях, о других родственниках, о своем происхождении. Теперь ей стало ясно, что он говорил обо всем этом, подготавливая почву.

«В моем семейном шкафу есть один скелет», – сказал Чарльз однажды во время прогулки. Его красивое смуглое лицо покраснело.

«И что же это за скелет?» – спросила Мэри, улыбаясь.

«Моя бабушка со стороны отца была индуской».

Это объясняло оттенок его кожи.

«Любопытно! – сказала Мэри. – Моя бабушка по материнской линии тоже была индуской».

Чарльз тогда рассмеялся с явным облегчением, и теперь Мэри понимала почему.

– Мэри, мы должны быть вместе. – Глаза Чарльза пылали. – Впервые увидев тебя, я понял, что хотел бы провести с тобой всю свою жизнь.

А хочу ли я провести с Чарльзом всю свою жизнь?

Он – очень хорошая партия.

Но он не тот мужчина, в которого я смогу влюбиться.

Чарльз был добрым, мягким, заботливым. Его дружба помогла Мэри пережить первые дни в Индии. Его компания успокаивала, он был кем-то привычным в этом новом и все же таком знакомом мире, приводившем девушку в смятение.

Но… она не любила его.

Отец Мэри любил свою жену так сильно, что ради нее предпочел оставить собственную семью, которую больше никогда не увидел.

Фрэнсис, ее спутница во время плавания на корабле, любила своего Альфи и, по ее собственным словам, «потратила лучшие годы своей жизни, оплакивая его».

Мэри же не любила Чарльза. Иначе она бы чувствовала сейчас не только ошеломление.

– П-прости, Чарльз.

Он вздохнул, и Мэри даже в темноте увидела боль на его лице.

– Это было неожиданно, знаю. Я ринулся с места в карьер.

– Чарльз, я… я не…

– Прошу тебя, подумай об этом, – сказал Чарльз, беря ее за руку. Его взгляд в темноте был ясным и искренним. – Я буду ждать твоего ответа.

Мэри могла лишь кивнуть.

Сита

Подарок на наречение. 1936 год

– Я думал о том, чтобы подарить первенцу Правина на наречение Озерный дворец.

Рука Ситы замерла на груди у мужа. Они лежали в ее спальне. Светало, и сквозь окна начинали пробиваться первые серебристые лучи рассвета. Джайдип всегда просыпался рано. Забота о королевстве и благополучии подданных лежала на его плечах тяжким грузом. Даже несмотря на то, что бо́льшую часть управленческих функций выполнял британский резидент, люди все равно приходили со своими заботами к Джайдипу, своему королю. Он был их единственной опорой и принимал на себя эту ответственность со всей серьезностью.

В первые дни их совместной жизни Сита часто, просыпаясь, видела, как муж, опершись на локоть, смотрит на нее. «Мне нравится наблюдать за тем, как ты спишь, – говорил Джайдип. – Движение твоих закрытых глаз способно рассказать целую историю. Ты ворочаешься и бьешь руками по постели, а выражение твоего прекрасного лица все время меняется».

Сита в ответ смеялась: «Я ничего не помню».

«Жаль. Хотелось бы знать, что творится в твоей хорошенькой головке».

Тебе бы это совсем не понравилось, мой добрый, наивный супруг, – думала она.

Сита привыкла просыпаться от его нежных поцелуев. Они лежали, болтая и наслаждаясь драгоценными моментами близости, ведь вскоре им предстояло расстаться, превратившись на весь день в не принадлежавших самим себе людей.

Королева тосковала по тем дням, когда любовь ее мужа была абсолютной и безусловной, когда во всем, что касалось Ситы, Джайдип верил лишь в лучшее. Теперь же, глядя на новые морщины, которые, казалось, появились на его лице всего за одну ночь, Сита ощутила прилив нежности к этому мужчине, который, пусть уже и не полностью ей доверяя, по-прежнему оставался рядом с ней. Он влюбился в нее, увидев ее возле гепардов, и с тех пор не переставал любить, пусть и все время пытался поддерживать мир между ней, своей женой, и матерью, которую он любил, но которая не любила его настолько, чтобы принять его жену. Пытался, даже несмотря на то, что его мать с тех самых пор, как она заявилась на дарбар по случаю дня рождения Ситы, поставила себе целью найти ему новую, «плодовитую» жену, приводя жрецов и старцев, призванных придать вес ее уверениям в том, что Сита проклята и продолжает приносить им несчастье.

Замужество обеспечило Ситу всем тем, о чем она мечтала с детства, – высоким статусом, властью, уважением, одобрением родителей. И потому она отчаянно хотела дать Джайдипу то единственное, о чем он мечтал. Ребенка. Наследника.

«Ты хочешь его не меньше, а то и больше, чем Джайдип», – укоряла ее совесть.

А теперь произошло то, чего Сита так боялась. У ее деверя, который никогда не скрывал неприязни к ней, родился сын, который унаследует трон, если Сите так и не удастся произвести на свет ребенка.

Точно так же, как королеве-матери пришлось уступить место Сите, той придется уступить место сыну Правина.

– Мой отец хотел, чтобы дворец на озере отошел старшему сыну и наследнику, – мягко произнес ее муж.

Именно в этом дворце должен был пройти медовый месяц Ситы и Джайдипа, и именно туда они часто уезжали на пару дней. Они сидели на веранде, глядя на пляску светлячков над водой – танец света, исполняемый специально для них. Шелестящая тьма была густой и пахла жасмином. Сита держала мужа за руку. Лишь они вдвоем во мраке и безмолвии, нарушаемых только нежным шепотом воды, мерцанием звезд да резвящимися светлячками. Лодка плыла по озеру, и Сита опускала руки в воду, глядя на быстрых рыб, проносившихся под ее поверхностью. В такие моменты даже ее муж, казалось, на время забывал о государственных заботах.

Это место было их волшебным убежищем, принадлежавшим лишь им двоим. Сите казалась невыносимой сама мысль о том, что оно перейдет человеку, который ее ненавидел, и его сыну.

– Ты – старший сын.

– Да. Но…

Глаза ее мужа заволокло пеленой, и его плечи поникли.

Слова будто сами вырвались изо рта Ситы, прежде чем она смогла их остановить. Она попыталась это сделать, но было уже слишком поздно. Впервые со дня их помолвки, впервые с тех пор, как Сита начала брать уроки дипломатии и этикета, она заговорила, не подумав как следует, выпалила то, что первым пришло ей в голову.