Под небом Индии - Ренита Де Сильва

– Я… я был с тобой не до конца честен, – сказал Чарльз, прижимая ее к себе.

Девушка подняла на него взгляд. Ей и в голову не приходило, что у этого мужчины могут быть от нее секреты.

Со свисавшей над ними ветки вспорхнула птица; несмотря на липкую жару, Мэри задрожала.

– Мой отец… Он… – Чарльз глубоко вздохнул – …много раз изменял моей матери. Она пристрастилась к выпивке и умерла, когда мне было пятнадцать.

– Мне очень жаль, Чарльз, – мягко сказала Мэри. – Потерять мать подобным образом…

– Я презирал своего отца, виня его во всем. К тому моменту, когда он умер, я не разговаривал с ним уже много лет. – Чарльз с шумом втянул воздух через нос и вздохнул. – Если в этом мире есть что-то, что я ненавижу по-настоящему, – его голос стал гневным, – то это когда супруги скрывают друг от друга правду и изменяют друг другу.

Мэри замерла в его объятиях. Следовало ли ей обо всем ему рассказать?

Ты не можешь этого сделать. Ни один мужчина не согласится взять в жены женщину, носящую чужого ребенка. Чарльз немедленно разорвет помолвку. И где ты тогда окажешься?

Тетушка, дядюшка, кузины… Мэри очень скучала по ним и по своей жизни в Англии. Она надеялась, что, когда ребенок родится, законный статус позволит ей вернуться в Англию, пусть даже ненадолго. Это лучше, чем не возвращаться вообще и быть отвергнутой семьей. А если опекуны Мэри узнают правду, они от нее отвернутся…

– Именно из-за своей матери я стал врачом. Я не мог спасти ее, потому что был слишком юн, но подумал, что, возможно, смогу спасти кого-нибудь еще. Отец был против, считая профессию врача неаристократичной, однако это лишь укрепило мою решимость. – Чарльз легонько поцеловал Мэри в лоб. – Думаю, мне так легко с тобой потому, что ты, потеряв родителей в столь юном возрасте, тоже познала горе и пережила утрату. Ты меня понимаешь.

Он вновь поцеловал Мэри, и девушка ощутила вкус слез – его и своих собственных. Слезы Чарльза выражали чистые эмоции: любовь и облегчение, а ее – вину и предательство.

Он обхватил лицо девушки руками.

– В тебе я нашел родную душу. У нас не будет друг от друга секретов. Теперь ты знаешь обо мне все. Расскажешь о себе?

Мэри рассказала. Обо всем, кроме причины, заставившей ее принять его предложение.

Рассказала правду, не считая одной лжи.

Тетушка и дядюшка лгали мне. Как и Винай. Узнав об этом, я была опустошена. Поэтому я сделаю все, чтобы Чарльз никогда не узнал о том, что я от него скрываю.

– Встретив тебя, я понял, что мы созданы друг для друга.

Он заслуживал лучшей жены, чем она. Но… Мэри была недостаточно сильной для того, чтобы сказать об этом Чарльзу, чтобы освободить его от обещания.

Пусть я и не могу быть с тобой честна, я стану тебе хорошей женой. Я буду любить тебя настолько сильно, насколько это возможно в отношении человека, которому лжешь день за днем.

Сита

Только лучшее. 1936 год

– Во время беременности моя мать полагалась на повитух, не желая, чтобы ее обследовал мужчина, – сказал Джайдип. – Но времена изменились. Я попросил королевского врача посоветовать нам хорошего акушера. Для тебя – только лучшее, моя королева.

– Я во многом расхожусь с твоей матерью, но в этом я с ней согласна, – улыбнулась Сита.

– Если в Индии есть женщина-врач, я ее найду.

– Меня устроит повитуха, – настаивала Сита. – У них у всех есть опыт.

– Я найду лучшую повитуху в королевстве…

– Прошу тебя, – Сита сжала руку мужа, мягко ему улыбаясь, – позволь мне самой этим заняться. Я найду повитуху, которая меня устроит.

Сита пригласила во дворец свою гувернантку, чье время так бессовестно тратила и которую довела до отчаяния. Годы были безжалостны к ней: гувернантка стала очень хрупкой и выглядела гораздо старше своих лет.

– Я знаю, что у вас были отношения с моим дядей, – произнесла Сита без лишних преамбул, едва отпустив слуг.

Услышав это, гувернантка едва не упала в обморок.

– Как? – Вот и все, что она смогла произнести слабым голосом.

– Когда вы ложились вздремнуть, мне всегда было ужасно скучно, поскольку вы не позволяли мне читать книги. Так что я рылась в ваших вещах в поисках чего-нибудь, что можно было бы почитать.

– Это… было давно.

Голос женщины дрожал так же, как и ее руки.

– Я знаю о ребенке.

– Ох-ох-ох…

На этот раз гувернантка и правда упала в обморок.

Сама удивляясь своей доброте, Сита вызвала служанок и приказала им привести женщину в чувство.

Старая гувернантка медленно очнулась. Ее мутило, взгляд был затуманенным. Она жадно пила предложенную служанками воду.

Когда они с Ситой вновь остались наедине, гувернантка простерлась перед ней ниц.

– Прошу вас, смилуйтесь! Моя дочь живет с людьми, которые ее любят и заботятся о ней. Она ничего не знает обо мне и о вашем дяде. Если ей станет об этом известно, ее жизнь рухнет.

– Встаньте. Вы позорите нас обеих. Я не намерена говорить о чем-либо вашей дочери.

В глазах гувернантки было безумие.

– Тогда чего же вы хотите?

– Найдите мне повитуху, которой я смогу доверять. С безупречной репутацией, но готовую нарушать правила. – Сита вручила гувернантке деньги, коробочки со свежайшей морковной халвой и молочными педами (которые, как она помнила, были любимым лакомством этой женщины), пару сари и золотой браслет. – И если хоть кто-нибудь узнает о моей просьбе, вашей дочери станет известна правда.

– Никто ни о чем не узнает, клянусь!

Гувернантка сдержала слово: она прислала к Сите повитуху – с кучей рекомендаций, но совершенно лишенную моральных принципов. Вероятно, даже эти рекомендации были куплены – так же, как Сита покупала ее молчание. Молодая королева не завидовала пациенткам этой женщины.

Мэри

Личное. 1936 год

Бракосочетание было очень скромным.

Несколько друзей Чарльза.

Монахини.

Когда Мэри думала о своей свадьбе, она представляла, как пройдет по огромной старой церкви, в которой, одевшись во все самое лучшее, бывала с тетей, дядей и кузинами каждое воскресенье. Именно там были похоронены родители ее отца вместе со многими поколениями семьи Бригам. Мэри представляла, как дядя отведет ее к алтарю, у которого уже будет ждать жених.

В день свадьбы ярко светило солнце – впрочем, как и всегда в Индии. На Мэри было ниспадавшее свободными складками платье из белого шифона, покрой которого она выбрала после долгой и забавной дискуссии с кузинами. Платье, которое она мечтала надеть на свой дебют. Достав наряд из чемодана, где он все это время дожидался подходящего случая, Мэри надела его и, отряхнув с переливчатой ткани прах своих грез, взглянула в зеркало, с трудом видя свое отражение из-за застилавших ей глаза угрызений совести, тоски по дому и душевной боли.