Женщина в бегах - Рэйчел Хаузэлл Холл

Это будет хорошая беременность.

Сегодня никакого мартини. Вместо этого миссис Диксон нарезала лайм и бросила два ломтика в стакан с минеральной водой Pellegrino.

— Все еще пьешь эту буржуйскую дрянь, — заметил Шон.

А сам-то регулярно разбавляет водку газированной водой. Прежде чем сесть ужинать, он включил музыку — снова Notorious B. I.G. Это не совсем то, что выбрала бы миссис Диксон для этого особенного вечера, но черт бы с ним. Все что угодно, лишь бы он был счастлив.

После душа Шон переоделся в спортивные штаны и серую футболку. Он сел напротив жены за барную стойку, заставленную коробками с курицей и говядиной в разных соусах. Когда Шон не разглядывал ее волосы, он сверлил взглядом еду в своей тарелке.

Ей не терпелось поделиться с ним новостью — хорошей или плохой, этого она пока не знала, — но внутренний голос подсказывал ей промолчать, и она к нему прислушалась. Еда вызвала приступ тошноты, и к горлу подступил комок. Голова гудела в напряженном ожидании словесной перепалки.

Несколько разминочных раундов были уже разыграны. «В доме воняет» и «Ты забрала батарейки, как я тебя просил?» и «Не припомню, чтобы ты спрашивала, готов ли я заплатить за твою сраную прическу». Потом уже пошла тяжелая артиллерия. Ей вспомнился вечер, когда он швырнул тарелку с салатом из стеклянной лапши в ее направлении, но не прямо в нее. Она не хотела, чтобы такое повторилось, но ее охватило чувство ужаса, как темнота ложится на пустыню, которую миссис Диксон теперь зовет домом.

Как ей растить ребенка, если она даже еду в желудке удержать не может? Если она почти постоянно живет в страхе, что он…

Тишина вокруг стала слишком плотной, и ей стало страшно даже думать. Несмотря на то что такая атмосфера была «нормой» в этом доме — тяжелая тишина, взгляды, способные расплавить воск, напряжение на уровне извергающегося вулкана каждый раз сводило миссис Диксон с ума. Страх того, что муж может начать одностороннюю битву едой, не давал покоя. Сам факт того, что он мог допустить мысль о том, чтобы запустить в жену тарелкой, был непостижимым. Что был прецедент, когда муж закидал жену азиатскими закусками. Это просто невообразимо.

Но как только сегодняшняя буря поутихнет, она расскажет мужу, что у них будет ребенок.

Ужин подошел к концу. Миссис Диксон, больше похожая на выжатый лимон, с головой погрузилась в уборку пустых коробок со стола.

Шон собрал грязные тарелки, вилки и ложки. Тарелки из набора, который значился в их списке подарков на свадьбу. Теперь просто повседневная посуда. Двухцветные, сине-белые.

На пути от стола к раковине ноги миссис Диксон подкосились, и она распласталась на кафельном полу. По левой части головы растекалось пульсирующее тепло. Очертания комнаты поплыли, пока она пыталась моргая избавиться от россыпи бело-красных искр перед глазами.

Шон пнул ее.

Она прохрипела:

— Шон!

Но это единственное слово больше походило на невнятный скрип, потому что от давления кроссовка 46 размера на живот у миссис Диксон перехватило дыхание. Он дважды ударил жену — по правому уху и щеке — и прошипел сквозь зубы:

— Ты что, стала чертовой лесбухой?

После этого он резко подался к барной стойке и начал расшвыривать остатки китайской еды от Чоу по всей кухне. Тяжело дыша, он протопал к двери в гараж.

А между тем идеально ровные капли крови миссис Диксон заполняли пустоты между рисинками и пряным арахисом, рассыпанными по кафельному полу. Эти капли были еще более идеальными, чем в прошлый раз, когда миссис Диксон вылетела сквозь стекло старой кухонной двери. Тогда она тоже была беременна, а разбрызганные капли крови напоминали картину Поллока, украшенную россыпью кристаллов Сваровски.

В этот вечер слезы ручьем стекали по лицу миссис Диксон, когда она поднималась по лестнице, когда проходила через комнату, которую хотела переделать в детскую, мимо фотографий, на которых они с Шоном танцуют свой свадебный танец, когда задыхаясь плелась в ванную. Она захлопнула дверь, закрылась и плюхнулась на сиденье унитаза. Протянув руку к стоящему сбоку плетеному комоду, она открыла один из ящиков.

Лосьоны, кремы, мыло и тонеры. И косметика. Много косметики. Бронзаторы, хайлайтеры, консилеры, корректоры, праймеры, базы; в жидком виде, в виде жидкой пудры, пенки, муссы, спрессованные, в карандашах, прозрачные, не содержащие масел, влажные/сухие, матовые; медовый беж, NW400, капучино, миндаль, мускатный орех.

Некоторые средства отлично скрывали шрамы.

Некоторые — прекрасно замазывали синяки.

Некоторые — высветляли зеленые и лиловые пятна на лице, которые появлялись совсем в тяжелых случаях.

А с помощью других миссис Диксон выглядела так, будто провела отпуск на пляже в Сен-Тропе с романом Ле Карре в одной руке и бокалом «Кровавой Мэри» в другой.

Пожалуй, такое количество косметики можно увидеть только у актрис.

Но и она в каком-то смысле тоже актриса. Сколько раз ей приходилось стоять у зеркала с черными глазами и опухшими щеками в кровоподтеках. Штукатурить лицо толстыми слоями всех этих средств, пока Шон в соседней комнате протирал льдом свои костяшки, потягивая виски с колой. А затем они шли на вечеринку.

Улыбочку всем!

Но только не сегодня.

Сегодня никакого макияжа.

Чтобы оставаться начеку, Грей решила не пить алкоголь и не принимать таблетки от болей, которые терзали ее в области пупка. Эти 24 часа казались вечностью и ей необходим был кофе.

— Крепкий, черный, сладкий кофе, — сказал бы Шон, подмигивая.

Вместе с печеньем она заказала у официантки с глазами точно как у кошки кофе для себя и стакан холодной воды для гостя.

Она сидела лицом к выходу.

— Никогда не сиди спиной к выходу, — говорил ей Виктор Грейсон. — Это прямая дорога к смерти.

Пожилые супружеские пары в домашней одежде собрались, чтобы отведать дорогущего сома. Тушеная стручковая фасоль с овощами была восхитительна, но стоила больше, чем хороший салат где-либо еще. Хорошо, согласна, банановый пудинг стоил своих денег.

Ти Кристофер вошла в ресторан сразу после того, как официант поставил корзину Грей с печеньем и маслом. От нее пахло потом, и этот «аромат» перекрывал сладкий запах свежеиспеченного печенья. Она плюхнулась в кресло напротив Грей.

— Прости, что попросила тебя приехать в последний момент.

Официантка ждала, чтобы принять заказ у Ти, но Грей отпустила ее со словами: «Это все».

В отличие от первой встречи «У Сэма Хосе», в этот раз Грей отказалась кормить лучшую подругу Изабель. Она не любила лгунов и тех, кто разводит ее или Ника на деньги. Пусть она наслаждается стаканом холодной воды на своем горячем лживом языке.