Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл

— Ты не сказал мне настоящей причины, Уилл. Я все-таки— глава семьи и имею право знать.

— Правильно, — сказал Уилл, — и, думаю, выменя поймете. Не могу я расстаться с Тарой. Это мой дом, Скарлетт, единственныйдом, который у меня когда-либо был, я люблю здесь каждый камень. И работал я увас так, как если бы Тара была моя. А когда во что-то вкладываешь свой труд,начинаешь это любить. Вы меня понимаете?

Она его понимала и, услышав, что он любит то же, что большевсего на свете любит она, почувствовала особую к нему теплоту.

— И вот как я рассудил. Папеньки вашего не стало,Кэррин уходит в монастырь, в Таре остаемся мы со Сьюлин, а это значит, что я несмогу жить в Таре, если не женюсь на ней. Вы ведь знаете, какие у людей языки.

— Но.., но, Уилл, есть же еще Мелани и Эшли… При имениЭшли он повернулся и посмотрел на нее — светлые глаза его были непроницаемы.Однако у Скарлетт возникло чувство, что Уиллу все известно про нее и Эшли, чтоон все понимает и не порицает, но и не одобряет.

— Они скоро уедут.

— Уедут? Куда? Тара — их дом в такой же мере, как итвой.

— Нет, это не их дом. Это и грызет Эшли. Тара — не егодом, и он считает, что не отрабатывает своего содержания. Очень он плохойфермер, и понимает это. Бог видит, как он старается, но не создан он длясельских дел, и вы это знаете так же хорошо, как я. Колет дрова — того и гляди,ногу оттяпает. Да он прямой борозды проложить не может — заставь маленького Воидти за плугом, получится, наверно, не хуже, а уж то, как и что сажать и сеять,он вам также чудеса нагородит, хоть книгу пиши. Но не его тут вина. Просто онбыл воспитан иначе. И очень его мучает то, что он, мужчина, живет в Таремилостью женщины и почти ничем не может ей отплатить.

— Милостью? Неужели он когда-нибудь говорил…

— Нет, он ни разу слова не сказал такого. Вы же знаетеЭшли. Но я-то все вижу. Прошлой ночью, когда мы сидели возле вашего папеньки, ясказал Эшли, что посватался к Сьюлин и она сказала:

«Да». И тогда он сказал, что теперь у него точно груз с плечсвалился, потому что он чувствует себя в Таре как приблудный пес, но раз мистерО’Хара умер, им с мисс Мелли пришлось бы и дальше тут жить, чтобы народ неболтал про меня и Сьюлин. А теперь, сказал он, они уедут из Тары и он подыщетсебе работу.

— Работу? Какую работу? Где?

— Да я точно не знаю, но вроде он сказал, что намерендвинуться на Север. У него есть приятель-янки в Нью-Йорке, и тот написал ему,что там можно устроиться на работу в банк.

— Ах, нет! — из самых недр души вырвалось уСкарлетт, и Уилл снова посмотрел на нее тем особым взглядом.

— Может, так оно всем будет лучше, если он уедет наСевер.

— Нет! Нет! Я этого не считаю.

Мысль Скарлетт лихорадочно работала. Не может Эшли уехать наСевер! Ведь это значит, что она, скорее всего, никогда больше его не увидит.Хоть она и не видела его уже несколько месяцев и не говорила с ним наедине стой роковой встречи во фруктовом саду, она ежедневно думала о нем и быласчастлива, что он нашел приют под ее крышей. Посылая Уиллу деньги, она всякийраз радовалась тому, что каждый посланный ею доллар немного облегчает жизнь иЭшли. Конечно, фермер он никудышный. Он был рожден для лучшей доли, с гордостьюподумала она. Был рожден, чтобы властвовать, жить в большом доме, ездить навеликолепных лошадях, читать стихи и повелевать неграми. Правда, теперь нетбольше поместий, нет ни лошадей, ни негров и осталось мало книг, но это ничегоне меняет. Не так Эшли воспитан, чтобы ходить за плугом и обтесывать колья дляограды. Что же тут удивительного, если он хочет уехать из Тары.

Но не может она отпустить его из Джорджии. На крайний случайона заставит Франка дать ему работу в лавке — пусть рассчитает мальчишку, которыйстоит у него сейчас за прилавком. Но нет, не должен Эшли стоять за прилавком,как не должен идти за плугом.

Чтобы Уилкс стал лавочником! Да никогда! Но можно же длянего что-то придумать — да, конечно: лесопилка! При этой мысли Скарлеттпочувствовала такое облегчение, что даже заулыбалась. Но примет ли он такоепредложение от нее? Не сочтет ли и это милостью? Надо так все обставить, чтобыон думал, будто оказывает ей услугу. Она рассчитает мистера Джонсона и поставитЭшли на старую лесопилку, а Хью будет заниматься новой. Она объяснит Эшли, чтослабое здоровье, да и дела в лавке не позволяют Фрэнку помогать ей, а онасейчас в таком положении, что ей просто необходима помощь.

Уж как-нибудь она заставит его поверить, что просто не можетбез него обойтись. Она дала бы ему половину прибыли от лесопилки, только бы онсогласился, — что угодно дала бы, лишь бы он остался при ней, лишь бывидеть, как лицо его озаряется улыбкой, лишь бы поймать в его взгляде то, чтоон так тщательно скрывает: неизбывную любовь к ней. Но, поклялась она себе,никогда, никогда не станет она больше вытягивать из него слова любви, никогдане будет вынуждать его поступиться этой дурацкой честью, которую он ставит вышелюбви. Надо будет как-то деликатно дать ему это понять. Иначе он можетотказаться, опасаясь новой сцены вроде того душераздирающего объяснения,которое между ними произошло.

— Я найду ему что-нибудь в Атланте, — сказала она.

— Ну, это уж ваше и его дело, — сказал Уилл иснова сунул соломинку в рот. — Пошел, Шерман! Вот что, Скарлетт, я долженеще кое о чем попросить вас, прежде чем расскажу про вашего папеньку. Не хочуя, чтобы вы накидывались на Сьюлин. Что она сделала, то сделала, и хоть остригивы ее наголо, мистера О’Хара к жизни не вернешь. К тому же она искренне верила,что так будет лучше.

— Я как раз хотела спросить тебя. При чем тут Сьюлин?Алекс говорил какими-то загадками — сказал только, что ее надо бы выдрать. Чтоона натворила?

— Да, люди здорово на нее злы. Все, кого я ни встречалсегодня в Джонсборо, клялись, что прирежут ее, как увидят, да только, думаю, уних эта злоба пройдет. И вы обещайте мне, что не кинетесь на нее. Я не допущуникаких ссор сегодня, пока мистер О’Хара лежит в гробу в гостиной.

«Он не допустит никаких ссор! — возмущенно подумалаСкарлетт. — Да он говорит так, будто Тара уже его!» Тут она вспомнила оДжералде, о том, что он лежит мертвый в гостиной, и разрыдалась — горько, совсхлипами. Уилл обхватил ее за плечи и молча прижал к себе.

Они медленно ехали в сгущавшихся сумерках по тряской дороге,голова Скарлетт покоилась на плече Уилла, шляпка съехала набок, а она думала оДжералде — не о том, каким он был два последних года, не о старике сотсутствующим взглядом, то и дело посматривавшем на двери, ожидая появленияженщины, которая уже никогда в них не войдет. Скарлетт помнила живого, полногосил, хоть уже и немолодого человека с густой копной седых волос, шумного,веселого, гостеприимного, громко топавшего по дому, любившего дурацкие шутки.Она вспоминала, как в детстве он казался ей самым чудесным человеком на свете:как этот неугомонный человек сажал ее с собой в седло и перепрыгивал вместе снею через изгороди, как он мог задрать ей юбчонку и отшлепать, когда онакапризничала, а потом плакал с нею, если она плакала, и давал ей четвертаки,чтобы она успокоилась. Она вспомнила, как он возвращался домой из Чарльстона иАтланты, нагруженный подарками, которые были всегда не к месту, —вспоминала, улыбаясь сквозь слезы, и то, как он возвращался из Джонсборо домойна заре после заседаний в суде, пьяный в стельку, и перемахивал через изгородь,распевая во все горло «Увенчав себя зеленым клевером». И как потом наутро емустыдно было смотреть Эллин в лицо. Ну вот теперь он и соединился с Эллин.