НАТАН. Расследование в шести картинах - Артур Петрович Соломонов

и втайне надеялся, что истина совпадет с заказом. Но все оказалось значительно сложнее; впрочем, теперь об этом нет нужды упоминать…

Один из операторов распахнул чемоданчик и добыл оттуда семь кляпов. Нашим затихающим крикам аккомпанировал колокольный перезвон — ведь колокольчики, которые мы поклялись снять лишь в конце исследований, были, разумеется, при нас. Стоически перенесли затыкание ртов политолог, историк журналистики, астрофизик и я. Батюшка принял муки с закрытыми глазами. Психолог пытался брыкаться и даже плеваться, а наш Сергей Александрович укусил оператора за безымянный палец: я убежден, что он сделал это в честь исторического укуса, которым Тугрик наградил судебного пристава. Оператор завопил: профессору удалось прокусить черную перчатку и повредить палец, и это, положа руку на сердце, было единственным вкладом нашего филолога в общее дело. Наконец стоны и перезвон стихли, ведь колокольчики у нас конфисковали.

Один из гангстеров-журналистов достал из гигантского рюкзака костюм енота и с необыкновенной ловкостью в него переоделся. Была расставлена аппаратура, вспыхнули осветительные приборы, и фальшивые отец Паисий, астрофизик и психолог воссели на диване.

Я был не только глубоко возмущен, но и озадачен: неужели Арсений и его команда не могли разыграть этот отвратительный спектакль без нашего участия? Не только же ради нашего унижения они все это творят? Мой разум не находил ответа, и его дал Арсений, вдруг сменив хамскую интонацию на доверительную:

— Мы сейчас вам покажем, чего от вас ждут, и ждут давно. Забрызгать, запутать, стереть «объект» в порошок, получить вторую часть гонорара и наслаждаться жизнью. А вы что? Запамятовали, что вы такие же ученые, как мы журналисты?

— Да послабей нас они будут, — надменно заявил с моего дивана фальшивый отец Паисий. — Мы ж прочитали их галиматью, Сеня.

Я застонал, а Арсений закивал глумливо:

— Чего ж вы так гоношиться-то начали? Чего на нас, как на вошек каких-то, смотрите? Осторожней! — погрозил мне пальцем Арсений и указал на убранство моего особнячка, делая ладонью полукруг от люстры к дивану: — Меня просили напомнить: вы здесь живете, потому что кто-то позволяет. Потому что кому-то пока не наскучило вас терпеть.

И Арсений вернулся к прежнему, разудалому тону. Заявил, указывая на диванных «нас»:

— Все они будут подписаны вашими фамилиями, окей? Молчание — знак согласия!

Он хихикнул и вдруг умолк, заметив на столе початую бутылку вина.

— Не надо, Сеня… — пробормотал фальшивый астрофизик, правда, безо всякой надежды.

Арсений наполнил бокал, перекрестился, и выпил вино залпом, словно водку. Поглядев на нас подобревшим взглядом, сообщил:

— Посмотрите на работу профессионалов. Смотрите, учитесь, наслаждайтесь.

— Вдохновитесь нами, — душевно посоветовал лжебатюшка.

— Поехали! — решительно произнес Арсений и взмахнул рукой…

* * *

Потоки вранья и клеветы, которые, подавая нам кошмарный пример, излили на Эйпельбаума эти лжежурналисты, описанию не поддаются. Более того: они недостойны описания.

Важно, что совершилось в этот момент — внешне непотребный, но внутренне торжественный.

Глядя на фальшивых нас, мы если не поняли, то сердцем почуяли: мы сами такие же подделки.

Лишенные собственной природы, отказавшиеся пользоваться своим умом, вталкивающие в него начальственные идеи — мы легко заменимы на вот таких вот прохиндеев…

Если бы у меня изо рта вырвали кляп, я бы поблагодарил наших мучителей за спектакль!

Они были пародией на пародию, поддельной подделкой, фальшивой фальшивкой, и парадоксальным образом наслоение лжи обнаруживало правду: нас нет. Нас с коллегами — пока еще нет. Я оглядывал своих онемевших, своих связанных товарищей, и предчувствовал: нас нет, но мы — будем!

Эти, не побоюсь этого слова, прозрения помогли мне пережить кошмар наших унижений…

* * *

Когда все потоки лжи были излиты, и даже эти прожженные создания устали от злорадства, Арсений вздохнул финальным вздохом.

Человек-енот выключил запись, Арсений махнул рукой и свет приборов погас. Присев на стул и неспешно натягивая туфли, Арсений обратился к нам:

— Вот чего от вас ждали, только малек потоньше, вы ж ученые. Нас попросили вас поучить и проучить, что мы и сделали, — надев наконец туфли, он подошел к нам вплотную: — Надеюсь, мы указали вам направление? Или прийти еще раз, уже без камер?

Фальшивые ученые гнусно рассмеялись.

— Как тогда, когда мы зашли на огонек к иегови… — начал было сладко вспоминать человек-енот, но Арсений на него цыкнул, и он прикрыл лапкой рот.

— Ты чего это в реквизите? Закругляйся, — буркнул Арсений, и тот сбросил с себя енотьи одеяния, надел спортивный костюм, достал из чемоданчика финансовые ведомости, положил их на стол и расписался за каждого из нас. Арсений выложил из рюкзака крупную сумму, положил рядом с ведомостями, сфотографировал деньги и наши подписи на документе и спрятал купюры обратно. А бывший енот с легким урчанием скрыл ведомости в своем чемодане.

Кляпы из наших ртов были извлечены, нас развязали, но ни шевелиться, ни разговаривать мы не желали. Лишь батюшка горестно нашептывал молитву.

Арсений попрощался с нами:

— Заметьте: у входа мы разулись! В следующий раз все будет менее сентиментально.

Бывший енот грубо выругался, показал нам фак, и гостиная опустела. Вернее, в ней остались только мы.

Страшны и торжественны были минуты нашей тишины.

Наконец мы встали с дивана, который в течении часа был местом нашего заключения и нашей пытки, и подошли к шкурке фальшивого Тугрика, что лежала на полу.

Трое из нас были почти обнажены: батюшка, психолог и астрофизик побрезговали даже прикасаться к одежде, в которой побывали тела сотрудников ГЛАИСТа. Отец Паисий впервые предстал перед нами без рясы. Мы избегали на него смотреть.

Пока наш коллектив молчал над шкуркой «Тугрика», начало смеркаться. Когда за окном засияли прощальные солнечные лучи, богослов достал из-за пазухи четвертушку и, откашлявшись, произнес:

— Представьте себе мир, лишенный алкоголя…

— Это какой-то ад, — после паузы отозвался отец Паисий, и богослов, дабы не допустить