Тревожный Саббат - Алина Воронина

Неожиданно у Еретика началась истерика. Он катался по полу и кричал: «Ким, за что он так с тобой, за что? Почему я допустил это? Я должен был оберегать тебя».

Эля и Иней стояли на коленях с отрешенными лицами.

Ким подползла к Ингрид, вглядываясь в ее страшное от напряжения лицо и глаза, ставшие из желтых янтарными:

— Спасибо… Спасибо тебе за все… Но мы не можем быть друзьями.

— Зато ты будешь жить и искать свой Шаолинь. Ради этого стоило бороться, — прошептала Ингрид и погрузилась в спасительную темноту.

Месяц спустя

Все участники этой истории приходили в себя очень медленно. Ингрид встала с больничной койки лишь через две недели, Чайна через три, а Ким продолжала лежать в больнице. Их всех долго проверяли на наличие наркотиков в крови. Особенно виновника происшедшего — Асмодея. Следователь не мог понять, как восемь человек не справились с одним психопатом.

Первым навестить Ким пришел Чайна. Вторым — Заратустра.

Чайна пытался напоить девушку улуном с хризантемой для восстановления сил и рассказать о своих чувствах. Но разговор не клеился, а чай уныло остывал в фарфоровой чашечке.

— Мне хочется тебя разгадывать и смотреть, не отводя глаз, — признался Чайна. — Я знаю, что сейчас не время говорить о…

— Все мы любим героев, — прервала его Ким. — Прости, друг, но мой Герой — Асмодей. Забудь меня. Я не хочу больше причинять боль. Давай, каждый пойдет своим путем и сделает то, что должно?

Проскрипела больничная дверь, помнившая великое множество страдальцев. Не все они нашли свой Шаолинь. Да и не все искали.

— Уходи. Тебе здесь не место, — сказал Чайна стоявшему на пороге Асмодею. Но тот, словно не слыша его слов, вошел в палату. Бледная, с тенью под глазами, Ким сидела в кровати, сложив на груди тонкие обескровленные руки.

Асмодей сел на стул и долго вглядывался в ее растерянное лицо:

— Я ведь не прощения пришел просить. Потому что мне оно не будет дано! И сам себя никогда не прощу, что причинил тебе столько боли. Я… увидеть тебя хотел, — наконец выдавил он.

— Конечно, я не дам тебе прощения, — жестко ответила Ким, и в оловянных глазах ее заплясали мечи.

— Тогда я попрошу тебя о равнодушии.

— Равнодушие — тоже дар, — ответила Ким. — А мое прощение можно купить. Деньгами. О цене пообщайся с моим адвокатом.

В эту минуту в палату зашел молодой человек, ровесник Чайны. Он мельком взглянул на Асмодея и небрежно проронил:

— Ким подает на вас в суд за нанесенный физический и моральный вред. Поверьте, мы отсудим солидную сумму. Вы ведь уже привлекались, не так ли?

— Сучка! Как ты могла! — воскликнул Асмодей. — Ты же любила меня.

Внезапно лицо девушки покрылось румянцем и стало почти красивым, если бы не бритый череп.

— Что ты, Асмодей! Ты забыл, что я вообще не интересуюсь мужчинами? Я же не женщина, я — средний род, роботетка.

— Какая же ты стерва! — выкрикнул Асмодей и выбежал из палаты. — Теперь мы — враги…

— А когда мы были друзьями? — тихо проговорила Ким и плотнее завернулась в одеяло.

Адвокат закатил глаза и манерно заломил руки.

А Чайна наконец понял, что все кончено. Не будет больше группы «Искатели огня». Не увидит Верена новое захватывающее фаер-шоу. И не смогут они покорить огонь, эти четверо зороастрийцев, потому что каждый пойдет своим путем.

Ким тоже не знала, что будет потом. Что Асмодей будет долго пить водку в доме своей прабабушки. Что увидит черные волосы и руки, торчавшие из стен. Что будет рыдать, но никто не услышит. И что призраки с отрешенными лицами напишут его рукой расписку об отказе от сокровища в пользу Ким и дела восстановления усадьбы.

* * *

Бывшая фаерщица лежала, вытянувшись на кровати. Казалось, болело все ее несчастное, измученное Асмодеем тело. Но на душе было на редкость спокойно. Девушка чувствовала, что поступила верно.

Вдруг она ощутила холод и легкое колебание воздуха. После Саббата Ким больше не надо было испытывать яркие эмоции, чтобы увидеть призраков. Теперь они были связаны одной нитью, полной ее боли и крови.

— Он не виноват, — тихо сказала Аглая, и Ким увидела, как в ее глазах мелькнула жалость.

— Да никто и ни в чем не виноват. Я теперь понимаю, зачем все было нужно, — девушка показала призракам руки, покрытые синяками и кровоподтеками. — И если восстановление усадьбы стоит этого.… То у меня нет никаких претензий.

— Ничего ты не понимаешь, смелая девочка Ким. Памятник архитектуры — нет, не стоит, — твердо проговорил Ницшеанец. — А место, которое изменит всемирную историю — стоит, еще как. И не только этих синяков, но и твоего здоровья, счастья, жизни.

— Повторяю, я никого не виню, — Ким едва заметно улыбнулась.

— Ты забудешь Асмодея, — проговорила Аглая. — Но помни одно: не он тебя мучил, а Саббат в нем. Предоставь Заратустру его судьбе. Обещаю, тебе будет легче. Поезжай в Китай и учись смеяться.

— В Китай? — удивилась Ким. — А что же не в Антарктиду? Или Австралию. Как это поможет дело восстановления усадьбы?

— Никак. Но Шанхай — лучший город для разбитого сердца. Кроме того, он настроит тебя на нужный деловой лад.

— Пусть будет так. Я очень благодарна Ингрид, Инне и Эле, но мне хочется побыть одной.

— Легкого пути, улыбайся и радуйся — прошептала Аглая. Она хотела рассмеяться. Но вырвавшийся из мертвого горла звук скорее напоминал свист.

— Постойте.… Еще вопрос. Неужели я так уникальна? Не верю, — усмехнулась Ким.

— Не уникальна, — покачал головой Ницшеанец. — Агриппина в 1929 году, Святослав — в 1951, Эльза — в 1970 и Георгий, Иннокентия и Сергей — в 1986, 87 и 89. О последних ты, вероятно, наслышана. Родители Инея и тренер Эли. Лучшие из лучших.

— Но почему они не справились? Не смогли возродить усадьбу?

— Ничего ты не понимаешь, девочка Ким, — повторил Ницшеанец, улыбнувшись одними губами. — Мало заново отстроить и отреставрировать усадьбу. Надо в нее жизнь вдохнуть. Жизнь! Воссоздать былой эгрегор. И все, кого мы выбирали, шли до конца. А Васильич, Кеша и Гоша вообще совершили немыслимое.

— И что же? — недобро усмехнулась Ким. — Одни родили Инну, которую никогда не любили и мучили равнодушием. Другой основал сектантский клуб, и капля за каплей морально убивал Элю.

— Ничего ты не понимаешь, девочка Ким! — воскликнул Ницшеанец. — Ничего! Без Васильича, Кеши и Гоши твои друзья Эля с Инеем не стали бы личностями такого масштаба.

— Они нашли свой Шаолинь! — согласилась Ким.

— Да не только в этом Шаолине дело! Пойми же, Иней и Эля уничтожили два мощнейших отрицательных эгрегора, которые мешали остальным избранным возродить усадьбу — закрытый город Краснокрестецк и затопленный Татуру.