В любви и на войне - Лиз Тренау

Сами же бараки, соединенные между собой гравийными дорожками, напротив, выглядели очень привлекательно, почти по-домашнему. Хотя все и заросло сорняками, но даже сейчас было видно, что раньше между домиками была вскопана земля и разбиты цветочные клумбы.

Они осторожно заглянули в первый пустой дом: там все еще стояли ровными рядами металлические походные кровати, белая краска облупилась, и кое-где проглядывала ржавчина. К одной из стен были приставлены носилки, порванный брезент свисал с них выцветшим каскадом. В центре помещения выстроились три пузатые печки, металлические трубы вели вверх к дымоходам в потолке. Британский флаг уныло поник на стене над сестринским постом, вокруг него теснились подносы и больничные утки; в эмалированной кружке все еще лежали чайные листики, словно сестра, пившая из нее чай, только что вышла из палаты. Пол был заляпан пятнами, похожими на грязь, хотя они вполне могли оказаться засохшей кровью. Элис содрогнулась при мысли об этом.

– Это как больница-призрак, – прошептала она, словно боясь, что духи услышат. Она не удивилась бы, увидев, как в дверь входит медсестра или санитары вносят на носилках раненого.

И все же увиденное удивительным образом успокаивало ее, напомнив те фотографии, которые она видела в иллюстрированных журналах: длинные палатки с рядами железных кроватей, сестры милосердия в белоснежных накрахмаленных головных уборах. По крайней мере, в последние часы жизни за Сэмом ухаживали и старались окружить всем возможным комфортом. Тут было кому его утешить, подать стакан воды, было с кем поговорить. Он не страдал в одиночестве на дне мокрого грязного окопа.

Когда они вышли из дома, солнце спряталось, небо затянули тяжелые облака, которые, казалось, появились из ниоткуда.

– Нам лучше поторопиться с этим. Похоже, будет дождь, – сказал Даниэль, и они пошли по тропинке к кладбищу мимо еще десятка таких же домов, а потом через небольшую рощицу на краю лагеря. Увидев открывшуюся перед ней картину, Элис задохнулась от ужаса: бесконечные ряды деревянных крестов, разделенные на участки широкими дорожками, тянулись до самого горизонта, насколько хватало взгляда.

– Я и представить себе не могла, – выдохнула она.

– Это одно из самых больших кладбищ после Тайн Кота.

Но это было совсем не похоже на Тайн Кот. Это место было строго упорядочено, могилы располагались аккуратными рядами, между ними были проложены дорожки, покрытые сухой травой, окруженные и живой изгородью, и старыми деревьями. Кое-где люди даже пытались высаживать клумбы, на которых несколько кустов роз еще умудрялись цвести, несмотря на удушавший их вьюнок. Маки и кукушкин цвет в изобилии росли вдоль живой изгороди. В небе щебетали жаворонки. «Здесь птицы храбро славят павших сыновей», – вспомнилось Элис. Она бы назвала это место красивым, если бы не так болезненно остро воспринимала его ужасную историю.

Сэма, вероятно, эвакуировали сюда подальше от линии фронта на одном из поездов, которые до сих пор стоят и ржавеют на железнодорожных путях. Тут у них было время вырыть нормальные могилы ровными рядами, чтобы хоронить умерших как положено – может, даже с какой-то короткой надгробной молитвой.

Спустя полчаса у нее болели глаза от чтения бесконечных имен и дат. И когда она уже начала отчаиваться, вдруг наткнулась на несколько десятков могил, датированных октябрем 1917 года. Двигаясь медленней, она так сосредоточенно и внимательно читала каждую табличку, что почти забывала дышать. Но вот пошли более поздние даты: ноябрь, декабрь, даже начало 1918-го, и она почувствовала, как от разочарования ее ноги налились свинцом.

Затем она услышала, как Даниэль зовет ее. Он стоял метрах в ста от нее, у самой изгороди.

– Сюда, Элис!

Она подошла. В глаза бросилась табличка: «В память о рядовом С. Пилигриме, канадский корпус. Ранен в бою, умер 30 октября 1917 года. Покойся с миром».

Элис долго смотрела на табличку, пока земля под ней не покачнулась. У нее закружилась голова, и ноги отказывались ее держать. Упав на колени, она обеими руками обхватила основание высокого белого деревянного креста.

– Ты глупый, глупый мальчишка, – услышала она собственный крик. – Зачем тебе нужно было ехать сюда, зачем ты дал себя убить? Зачем?

Уткнувшись лицом в стылую землю, она не замечала ни твердых камней, впивавшихся в щеку, ни острых шипов чертополоха. Вдалеке послышался раскат грома, потом она заметила, как на спекшуюся землю падают первые тяжелые капли дождя, вздымая вверх клубы пыли. Она тихо заплакала, слезы смешивались с дождевыми потоками и лились на могилу ее брата.

Очень скоро она почувствовала, как сильные руки Даниэля подняли ее и он сунул ей в руку носовой платок.

– Пойдем, мы вымокнем до нитки. Я должен вернуться к машине. Я не поднял верх.

Она вспомнила о письме, которое написала, вынула его из кармана и положила у основания креста, затем выбрала четыре гладких камешка, чтобы придавить его у каждого уголка. На мгновение Элис замерла: что-то она еще не сделала. Отстранившись от Даниэля, она подбежала к живой изгороди и нарвала охапку кэмпионов, васильков и маков. Разделив их на два букета, она обвязала стебли пучком травы. Один из них она положила на могилу. Второй букетик она засушит и отвезет родителям.

Снова опустившись на колени у основания креста, она провела пальцем по вырезанным буквам. «Мы никогда не забудем тебя, Сэм, мой дорогой, любимый братик. Как я могу оставить тебя здесь, в этом грустном, тихом месте? Тебе было всего девятнадцать, когда смерть оборвала все твои мечты. О Сэм, как ты мог так с нами поступить?»

Когда она наконец снова подняла глаза, Даниэль был уже далеко. Он шагал к машине, и за завесой дождя его было почти не видно.

Марта с трудом могла поверить, что они едут искать могилу Генриха. Наконец-то!

Руби встретила их в вестибюле, не заставив себя ждать, и они отправились к назначенному месту, ориентируясь по названию улиц на карте, которую, по всей видимости, рисовал Фредди. Марта была удивлена своему спокойствию, понимая, что фактически вверяет их с Отто судьбу в руки совсем незнакомых людей. Но это был давно запланированный момент – встреча со своей судьбой. И на все, что происходило теперь, она никак не могла повлиять.

Где-то посреди пустынного пыльного переулка они нашли нужное место – небольшое здание из гофрированного железа с зелеными металлическими двустворчатыми дверями, на которых висел навесной замок на прочной массивной цепи. Они подождали десять минут, потом еще пять. Отто нервничал, нетерпеливо пиная маленькие камешки, а Марта стояла рядом с Руби, чувствуя себя скованно из-за того, что они не могли общаться на одном языке.

Наконец появился Фредди, размахивая чем-то похожим на огромное опасное насекомое, – оказалось, это был какой-то черный бакелитовый цилиндр, из которого во все стороны торчали провода. Поковырявшись некоторое время с замком, Фредди сумел снять цепь и потянул на себя металлические двери – они открылись с таким оглушительным скрипом, как будто их уже несколько лет никто не открывал. Внутри оказался, как сначала показалось Марте, армейский грузовик: большая машина того же защитного цвета, что и двери гаража, только значительно более ржавая. Автомобиль явно знавал лучшие дни.