В любви и на войне - Лиз Тренау

Англичанин откинул крышку двигателя и стал возиться с черным цилиндром, со щелчком вставив его на место и соединяя провода. Закончив, он закрыл крышку и взобрался на широкую скамью, которая занимала всю ширину кабины. Потом протянул руку под приборную панель и нажал какую-то кнопку. Ничего не произошло. Он выругался и нажал еще несколько раз. Машина издала какие-то низкие, чихающие звуки, но не ожила. После множества проклятий двигатель наконец заработал с оглушительным ревом, заполняя гараж удушливым облаком черного дыма.

– Эврика! – крикнул водитель. – Залезайте!

Руби забралась первой, усевшись рядом с Фредди, следом – Отто. Марта влезла последней. И только когда она собралась подтянуться вверх, то заметила ярко-красный крест, нарисованный краской на боку брезента, покрывавшего кузов грузовика. Она неожиданно улыбнулась: эти англичане полны сюрпризов! И вот еще один: Фредди пытается учить молодую англичанку, как управлять коробкой передач. Марта подозревала, что девушка никогда прежде не управляла никаким автомобилем, не говоря уже о санитарной машине армии союзников.

Руби удалось найти заднюю передачу, и Фредди вывел машину из гаража. Потом она переключила рычаг на первую передачу и они двинулись по улице под его азартные крики: «Вторую. Нет, вниз, вторую передачу! Попробуй еще раз!» Она рывком привела рычаг в нужное положение. Последовала еще одна команда: «Вверх, поперек и снова вверх, на третью, сейчас же! Снова вверх! О, вот так!» Фредди убрал руку с руля, неуверенно управляя культей левой руки и одновременно наклоняясь вперед, чтобы помочь ей найти нужную скорость. Наконец, после витиеватых проклятий и приступов смеха, девушка освоилась и они поехали более плавно.

Это могло показаться Марте одним из ее сюрреалистических снов, если бы не крайне достоверные детали, убеждавшие в реальности происходящего: твердые шины так тяжело стучали о булыжники, что у бедной женщины клацали зубы; позади них клубился черный дымный след, было крайне неудобно сидеть, скрючившись на жесткой скамейке. При каждом повороте направо ей приходилось держаться изо всех сил, чтобы не вывалиться на дорогу. И все это в компании двух англичан.

Пять долгих лет англичане были врагами, самыми лютыми в ее личном списке: нация, которая лгала и обманывала, нарушала все свои обещания, спровоцировала жестокую продовольственную блокаду, в результате которой многие тысячи простых немецких граждан и детей погибли от голода. Именно англичане выпускали смертельно ядовитые газы, которые вызывали невыразимые страдания их войск. Англичане рыли подземные тоннели и устраивали взрывы, тысячи ничего не подозревающих немецких солдат разорвало на куски.

И все же сейчас она была на пути к тому, чтобы найти могилу сына, благодаря щедрости и состраданию двух англичан. У нее не хватало слов, чтобы выразить свою благодарность должным образом.

– Какое приключение! – сказала она Отто по-французски. Зажатый между ней и Руби, он, казалось, особенно забавлялся, когда, дергая рычаг переключения передач, англичанка зарабатывала очередную порцию добродушных ругательств со стороны водителя. Было так приятно слышать смех сына – в последнее время это случалось крайне редко.

– Мы уже прибывали, братик! – сказал Отто на том же языке. И неважно, что он употребил не ту форму глагола, она поняла, что он имеет в виду. Мы уже едем! Горько-сладкие слезы щипали глаза: как же он скучал по брату!

Когда они выехали из Хоппештадта, она набралась храбрости и спросила: «Как далеко? Как долго?»

Фредди сказал что-то о километрах, и Руби подняла руки, растопырила пальцы на обеих руках и затем повторила этот жест. Двадцать. Потом указательным пальцем изобразила на раскрытой ладони часовую стрелку, которая сделала три четверти оборота. Сорок пять минут.

Они проехали прямо через Ипр, мимо главной площади с ее грудами щебня и уничтоженными до основания зданиями, разрушенной колокольней собора, остов которой указывал в небо, словно призывая гнев Божий. Когда они выехали из города, дорога стала гораздо хуже и они двигались медленней. Фредди маневрировал, заставляя неповоротливый грузовик объезжать бесчисленные выбоины и воронки.

Марта уже видела до этого, из окна поезда, опустошения ничейной земли, грязно-коричневый пейзаж, окопы, воронки от снарядов, разбитые пушки, танки и другую технику, поломанные деревья и колючую проволоку, которая лениво перекатывалась по земле туда-сюда, как ржавый прибой. Но когда едешь непосредственно по этой территории, видишь все вблизи, разрушения кажутся еще более шокирующими.

Лицо Отто побледнело, когда они миновали первую группу придорожных могил: десятки, даже сотни простых деревянных крестов с наспех нацарапанными надписями или плиты из камня, лежащие прямо на земле. Марта взяла его руку, и он сжал ее ладонь в ответ. К тому времени, как они проехали мимо пяти, десяти, а потом и двадцати таких групповых захоронений, они привыкли к их виду. Кресты были всего лишь еще одной частью этого дикого, ужасающего военного пейзажа.

Спустя, как показалось, долгие часы рывков и чудовищной качки, Фредди объявил, что та груда щебня и бревен, мимо которой они проезжают, когда-то была деревней Полкаппель. Марта услышала горечь в его голосе, когда он указал на каменный остов на перекрестке, который прежде был деревенским храмом, и ее лицо вспыхнуло, когда он несколько раз буквально выплевывал слово «фриц».

Хотя она не могла понять каждое его слово, было ясно: это когда-то были дома, где мирно и счастливо жили люди, – до тех пор, пока не пришли немцы. А теперь все это было уничтожено пушками ее народа. Женщину бросило в дрожь: если они когда-нибудь узнают ее истинную национальность, эти добрые люди никогда не простят ее.

Через несколько минут они с грохотом въехали в еще одну призрачную деревню. В центре высилась огромная гора щебня и обломков.

– Церковь Лангемарка, – объявил Фредди.

Вскоре он съехал на обочину и их машина остановилась.

– Немецкое кладбище.

Хотя ландшафт был в основном равнинным, они находились, пожалуй, на самой высокой точке, отсюда местность просматривалась довольно далеко во всех направлениях. На горизонте угрожающе громоздились, наплывая друг на друга, тяжелые серые облака. Воздух был спокоен, повсюду царило почти полное безмолвие, за исключением хриплых криков ворон, этих черных падальщиков, единственных птиц, которым хватило храбрости вернуться сюда. В остальном место было пустынным.

На одной стороне дороги не было ничего, кроме крестов и плоских каменных могильных плит, уходящих к самому горизонту. Марта почувствовала, как ее сердце дрогнуло, когда она попыталась осознать масштаб, необъятность человеческой трагедии. Под каждым клочком этой земли лежали люди – тысячи и тысячи людей. Как они смогут найти могилу Генриха среди такого количества крестов?

В ее уме всплыло воспоминание о фреске, которую она видела на стене католического храма: сотни голых тел отчаянно пытаются выбраться наверх из земли, чтобы дотянуться до небес. Здесь, на этом обычном поле бельгийской земли, наступил Судный день. Как будут судить ее и ее страну?