Дочь лжеца - Меган Кули Петерсон

Это была моя спальня. А потом сменилась другой на многие годы.

Отца до сих пор не нашли. Наверняка он до сих пор разгуливает где-то, где солнце светит в лицо, а ветер подгоняет в спину, и вербует новых последователей, которых можно обманывать и контролировать. Новых последователей, которые станут им восхищаться и боготворить.

Он свободен, а я нет.

Я по-прежнему являюсь той девчонкой, что плавала на время, забиралась на аттракционы парка развлечений и лечила зубы гвоздичным маслом.

Той девчонкой, что боялась выглянуть за забор.

Даже за миллионы миль от отца я остаюсь дочерью лжеца.

Вытаскиваю таблетки из-под матраса и выкладываю их в линию. Ее хватает, чтобы достать от двери до самого окна.

Лекарства выглядят как конфеты: сладко и невинно.

На ум приходят бараки и коробка с забытыми одеялами. Отказ матушки отвечать на мои вопросы.

Я собираю таблетки в горсть и швыряю их на кровать. Сколько антидепрессантов потребуется, чтобы заставить забыть обо всем?

Чтобы погрузить в сон, от которого я больше не проснусь?

Мы с лекарствами устраиваем соревнование: кто кого.

Но я никогда не смогу так поступить с родителями. И с Касом. И с Эми.

Доктор Люндхаген говорил, что нужно доверять ощущениям. Что они принадлежат только мне самой.

А я не хочу умирать.

И, похоже, впервые в жизни смотрю на мир собственными глазами, а не следую воле отца или матери.

Решительно сметаю все лекарства в мусорную корзину, оставив только одну таблетку, и смываю их в унитаз.

Потом глотаю пилюлю, которую принесли только этим утром.

Думаю, самое время начать заботиться о себе, ради разнообразия.

Джинни дает мне код от замка́ в сарае и говорит, что сложила там кучу статей из газет о моем похищении и личные документы. Потом предлагает посмотреть их вместе, но подобное лучше делать в одиночку.

И сегодня я наконец решаюсь.

Остальные легли спать больше часа назад, но ко мне сон не идет. А потому натягиваю толстовку, хватаю фонарик, иду во двор к сараю и набираю комбинацию цифр. Изнутри все выглядит как обычная садовая пристройка: на деревянных стеллажах лежат инструменты, а к газонокосилке привалены пакеты с землей и присыпкой. В тенях что-то быстро мелькает. Мышь. Обстановка напоминает о доме, и я испытываю такой острый и мучительный приступ тоски, что едва удерживаюсь на ногах.

Я наклоняюсь, освещая фонарем нижние полки и углы под верстаком в надежде отпугнуть других грызунов. Луч выхватывает в основном банки с гвоздями и ведра с краской. И тут я замечаю пластиковую корзину, в точности как ту, что обнаружила в кладовке Джинни.

Вытаскиваю находку из-под верстака во двор и снимаю крышку. Сверху лежит толстая папка с документами.

Чувствую, как рядом возникает фигура отца, но отказываюсь на него оглядываться.

Я с трудом развязываю спутанные шнурки на папке и достаю прямоугольник из плотной бумаги. Сертификат о рождении.

Джессика Линн Хаггерти, семь фунтов четыре унции. Родилась в 5:59 утра двадцать второго октября.

Каждый год мы отмечали мой день рождения первого января. Матушка всегда говорила, что я новогодний ребенок и должна приносить счастье и удачу.

Но это было не так.

На свидетельстве есть оттиск двух маленьких черных ступней. Я дотрагиваюсь до них. Десять пальчиков, таких крошечных.

Затем откладываю документ в сторону.

Следующая стопка скрепленных бумаг выдана в больнице при выписке Джессики Хаггерти в возрасте двух месяцев. После проведения операции, чтобы вылечить сужение привратника желудка.

Я дотрагиваюсь до шрама на животе, осознавая, что история о прорвавшемся аппендиците тоже была ложью.

Из заметок врача становится ясно, что подобное заболевание вызывает невозможность проникновения еды из желудка в кишечный тракт из-за того, что разделяющая их мышца является чрезмерно большой. Сколько же новостей о собственном организме меня еще ждет?

Остальные бумаги в папке представляют собой вырезки из газетных статей разного размера. Я вытряхиваю их на траву, раскладываю веером и свечу фонариком. Слова вызывают куда больший страх, чем мыши.

Заголовки выглядят ненастоящими, словно из истории о чьей-то чужой жизни. Но это моя жизнь. Или была бы ей, если бы не похищение.

Год спустя. Джессика Хаггерти все еще не найдена.

Семья и друзья проводят церемонию зажжения свечей в память о Джессике.

Прошло десять лет после похищения Джессики Хаггерти. Мама желает дочери счастливого дня рождения.

В последней статье приведено обращение Джинни ко мне. В нем она выражает надежду на мое здравие, благополучие и безопасность. Надежду, что я ем свою любимую пиццу с грибами и оливками в этот особый день. Надежду, что по-прежнему плаваю, как мировой чемпион. Надежду, что однажды мы снова встретимся.

Я выключаю фонарик.

Не представляю, каким образом совместить призрак Джессики с реальной Пайпер. Не знаю, как объединить их в целую личность.

А потому запихиваю все бумаги обратно в папку и оставляю лежать на крыльце. Скрывать их больше не имеет смысла.

Подойдя к воротам, я набираю на панели дату своего дня рождения, указанную в статье. Створки медленно разъезжаются.

Посреди шоссе стоит одетый во все белое отец и протягивает ко мне руки. Ожидает, когда я приду в его объятия.

– Тебя никогда не существовало, – шепчу я и ухожу прочь не оглядываясь.

А он не следует за мной.

Очутившись перед домом Холидей, я сажусь на крыльцо, не желая ее беспокоить. Свет не горит, и неясно, зачем вообще я сюда явилась, но думаю, все потому, что более близкой подруги у меня нет.

Спустя какое-то время встаю и принимаюсь бросать камешки в окно ее спальни. А вдруг Холидей не откроет его?

Я бы не стала винить ее за это.

Наконец в комнате вспыхивает свет. Соседка выглядывает, замечает меня и с удивленным выражением лица распахивает окно.

– Пайпер? – ее шепот едва не срывается на крик. – Ты что здесь делаешь?

– Можно войти? – мой голос дрожит, а голова кружится.

– Конечно! Подожди, я сейчас!

Пока дожидаюсь Холидей, меня начинает трясти. Она открывает стеклянные двери на веранду, затаскивает меня внутрь и комментирует:

– Да ты замерзла до смерти! – Затем берет за руку и тянет за собой по лестнице в спальню. Внутри так светло, что голова тут же начинает кружиться. По стенам и потолку развешаны мигающие гирлянды. Занавесками служат нанизанные на нити серебристые диски.