Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

привлечение иностранных кредитов и инвестиций. Впрочем, я не имею документальных оснований бросить упрек Руцкому в личной заинтересованности в подобных решениях.

Самым опасным было даже не лоббирование отдельных проектов, а то, что под нажимом Руцкого и с одобрения парламента сельскому хозяйству стали выдаваться огромные средства, которые, как и в прежние времена, часто бесследно исчезали, не принося никаких улучшений. Хотя мои слова относительно бесследного исчезновения денежных вливаний в село – это, скорее, метафора. В те годы частенько приходилось сталкиваться с тем, что при сохраняющейся бедности и неэффективности коллективных и государственных хозяйств на селе там существовал вполне процветающий в материальном отношении слой руководящих работников.

Вскоре после моего ухода из Министерства экономики мне довелось познакомиться с одним из таких сельских руководителей. Этот человек из подмосковного животноводческого совхоза пришел просить льготный кредит, жалуясь на беспросветные трудности своего хозяйства. Он долго говорил об убыточности их производства, об отсутствии средств для строительства необходимого им консервного цеха, о нехватке кормов для скота, о невозможности удержать людей, разбегающихся из-за чудовищно низкой заработной платы, и тому подобных вещах. А прощаясь, вдруг сказал: «Хотел бы вот с вами посоветоваться. У меня тут пятьдесят тысяч долларов образовалось. В какой бы банк их лучше положить?» Пример, думаю, весьма типичный и очень красноречивый.

В связи с Александром Владимировичем Руцким помню один случай, когда я чуть не поставил в неловкое положение Гайдара. Случилось это, когда Руцкой решил выступить со своими «чемоданами разоблачений». К тому времени вице-президент уже был отодвинут от хозяйственных дел и возглавил комиссию по борьбе с коррупцией. Примерно в это время на руке у Руцкого появились весьма недешевые часы известной марки Rolex, очень популярной у первых российских миллионеров. Я об этом узнал от одного из сотрудников Руцкого, возмущенного этим фактом. Выступая по радио «Свобода», когда журналисты попросили меня прокомментировать некоторые высказывания вице-президента, я упомянул в том числе, что считаю не совсем этичным, когда главный борец с коррупцией, даже получающий высокую зарплату вице-президента, не стесняется носить на руке часы, стоимость которых явно превышает его годовой заработок. Кто-то из приближенных Руцкого эту передачу услышал, и вице-президент, которому на другой день предстояли дебаты в прямом телевизионном эфире с Егором Гайдаром, перед ними часы поменял. А я Гайдару про этот Rolex рассказал. И он во время дискуссии попросил Руцкого: «Покажите, пожалуйста, какие у вас часы». Тот спокойно предъявил хорошие часы, но другие. Егор, однако, оказался молодцом, не смутился и нашел выход из ситуации.

Конечно, не одним аграриям удалось в тот период добиться для себя особых льгот и привилегий. Я уже рассказывал о том, как упорно выторговывали всяческие особые преимущества представители разных регионов. При всей нашей твердости небезрезультатными оказались, к сожалению, и усилия многих лоббистов из директорского корпуса. Кем-то было подсчитано, что с января по август 1992 года центральные органы власти и управления России выпустили в общей сложности более восьмидесяти постановлений и распоряжений, содержавших разного рода уступки и исключения из общих правил, сделанные для отдельных предприятий или регионов. В результате всех предоставленных льгот госбюджет недополучил за этот период несколько сот миллиардов рублей дохода в текущих ценах. Понятно, что далеко не все члены правительства были в то время в равной мере повинны в сделанных уступках. Для одних они были некоторой печальной неизбежностью, которой, насколько это было возможно, пытались сопротивляться. Другие же, и это особенно стало ощущаться к середине 1992 года с приходом в правительство новых людей, видели в пробивании таких уступок чуть ли не свою основную функцию. В основном это было характерно для отраслевых министров.

Министры вооружаются

Противостоять давлению разного рода лоббистов и улаживать с ними постоянно возникающие конфликты было непростой задачей. Но была особая группа лоббистов, иметь дело с которыми было не только трудно, но и попросту опасно. Я имею в виду представителей тех коммерческих структур, которые были причастны к экспорту нефти и нефтепродуктов. Он тогда регулировался исключительно административными ограничениями, никаких экспортных пошлин еще не существовало. Нефтяной экспорт приносил фантастические барыши.

Впервые нефтеэкспортеров напрямую задело принятое нами уже в середине ноября 1991 года решение об отмене всех ранее выданных квот и лицензий на экспорт нефти. В тот момент, как, впрочем, и сейчас, нефть являлась для России особым товаром, определявшим львиную долю валютных поступлений в страну, и взять под контроль ее экспорт было так же важно, как взять в свои руки контроль над Госбанком, печатным станком и золотым запасом.

Начав разбираться с этой проблемой, мы обнаружили, что в последние месяцы 1991 года квот на экспорт нефти в 1992 году было выдано больше, чем прогнозировалось ее производство. В основном решения принимались между августовским путчем и ноябрем, когда в значительной мере была потеряна управляемость народным хозяйством, а многие чиновники почувствовали, что им скоро придется уходить, и прежнее правительство безудержно сорвалось с цепи. Совершенно откровенно шла просто раздача каким-то людям прав на обогащение, и раздача явно не бескорыстная. Учитывая существовавшую на тот момент колоссальную разницу в мировых и внутренних ценах, а также отсутствие налогов на экспорт нефти, получение экспортных квот было равносильно гарантированному получению прибыли в сотни процентов. Речь шла о внешнеторговых операциях, которые могли в течение недель или месяцев просто озолотить человека.

Причем я не думаю, что эти решения принимались на самом высоком уровне. Скажем, не могу обвинять в чем-то Евгения Сабурова, который был тогда вице-премьером и министром экономики. Скорее всего, он был занят написанием программ, а действовали клерки более низкого ранга. В частности, в замах у Сабурова был некий Леонид Александрович Запальский, который как раз и ведал экспортными квотами. Как стало ясно из ряда других его решений, с которыми мы столкнулись, личность была весьма сомнительная.

Не хочу обвинять всех чиновников, но некоторые стали воровать, не побоюсь этого слова, просто отчаянно. После подобных фактов я весьма скептически отношусь к утверждениям отдельных политиков и экспертов об отсутствии коррупции в СССР.

Если бы мы не изменили ситуацию, для страны существовал большой риск оказаться зимой без мазута для электростанций, без дизельного топлива и так далее. Министерству топлива и энергетики было отведено на проверку три дня, ибо положение было критическим. В результате этой проверки выяснилось, что лицензии были выданы одному Богу известно по каким критериям, хотя реально основной мотив был понятен. Среди получивших лицензии и квоты обнаружились многочисленные фирмы, не имевшие никакого отношения ни к производству нефти, ни к ее переработке, ни к бывшим государственным спецэкспортерам. Какой-нибудь кооператив оказывался владельцем квоты на экспорт нескольких миллионов тонн