Лоренцо Великолепный - Наталья Павлищева

Тринадцатилетнюю Бьянку выдал за Гильельмо Пацци еще дед – Козимо Медичи. Желал установить родственные связи с богатой и сильной семьей Флоренции. Медичи и Пацци так и остались чужими.

Бьянка и Гильельмо не любили друг друга, но со временем притерпелись и за девятнадцать лет семейной жизни стали единым целым. Желая этой парой примирить две семьи, уже начавшие конфликтовать между собой, старшие Медичи и Пацци испортили жизнь своим внукам. Гильельмо и Бьянку не принимали ни в той, ни в другой семьях, к нему осторожно относились в доме на виа Ларго, а ее сторонились в палаццо Пацци.

Особенно тяжело стало в последние годы, когда в воздухе запахло откровенной неприязнью. Выбирать между семьей по крови и семьей по браку всегда тяжело, возможно, это и объединило супругов.

Джанбаттиста Монтесекко чувствовал себя дважды предателем. Он готовил покушение на Медичи, но потом его же и предупредил. И кондотьер решил совершить третье предательство. Одно дело быть нанятым и убить кого-то за оплату, но оказаться не у дел из-за нежелания совершить кощунство…

Кондотьер не последовал совету архиепископа распределить своих людей между Браччолини и охраной кардинала, нет, его всадники не годились на то, чтобы подчиняться Якопо Браччолини. Тогда кому? Якопо Пацци! – решил Монтесекко и отправился в палаццо Пацци. Якопо был изумлен, услышав, кто именно к нему явился.

Услышав доводы Монтесекко, он пришел в ярость, но быстро взял себя в руки. Для Сальвиати Пацци всего лишь ширма? Добро бы дерганый Франческо, который может наделать глупости, но ведь и самого Якопо отодвинули в сторону. Он об этом догадывался, но одно дело подозревать и совсем иное получить подтверждение.

Гнев толпы, а он обязательно будет, даже если все удастся, непременно направят в сторону Пацци, расплачиваться придется им, а плоды победы достанутся Сальвиати или вообще Джироламо Риарио, сидящему в Риме? Ну уж нет!

И Якопо принял помощь, предложенную Монтесекко:

– Три десятка моих всадников в вашем распоряжении, милорд.

У Якопо имелись и свои вооруженные люди. И лошади тоже в достаточном количестве. Старший Пацци приказал седлать всех. Вместе набралось полсотни людей. Эта сила могла многое решить в охваченной беспорядком Флоренции.

Но произошло непредвиденное.

Когда в дом с трудом приковылял истекающий кровью Франческо, Джанбаттиста был во внутреннем дворе и ничего не видел, он лишь слышал шум и понимал, что началось. Потом прибежал Якопо и сообщил, что удалось убить лишь Джулиано, а Лоренцо спасся.

Это не просто меняло дело, а выводило в первые ряды их двоих – Якопо Пацци и Джанбаттисту Монтесекко.

Кондотьер плохо знал город, а потому предложил Пацци командовать:

– Говорите куда, а там мы разберемся.

Именно этих всадников вывел из дома Якопо Пацци, вывел, чтобы сначала попытаться пробиться к Пьяцца Дуомо, а потом к Палаццо Веккьо.

И вот тут Монтесекко ждало потрясение.

Вопреки заверениям Пацци, что Флоренция готова – только кинь клич – растерзать Медичи, толпа рвала на части как раз убийц Джулиано! Над городом гудел колокол и отовсюду слышались крики «Палле!».

На Пьяцца Синьории было примерно то же – толпа снаружи штурмовала засевших внутри людей Браччолини.

И Монтесекко понял, что заговор с самого начала был ошибкой. Когда на площади в Якопо Пацци полетели камни, вокруг Монтесекко находилась дюжина его людей, Пацци не растерялся и поспешил унести ноги.

– Милорд, мы атакуем? – попытался перекричать гул колокола и шум идущего боя помощник Монтесекко. Внезапная атака даже дюжины хорошо вооруженных и обученных людей могла многое изменить для тех, кто внутри Палаццо Веккьо, хотя самому Браччолини, болтающемуся в окне здания, уже не поможешь.

Это мгновение решало многое, но лишь для этой битвы. А что дальше? Народ вовсе не против Медичи, во всяком случае, не собирался вешать их в окнах или рвать на части. Зачем тогда все, тем более Великолепный спасся.

И Монтесекко решился:

– Нет!

– А что делать? – недоумевал помощник.

– Бежать! – взревел Монтесекко, потому что камни полетели уже и в их сторону.

– Куда?

– К чертовой матери! Пошли вон куда хотите!

Сам он бежать не стал, позволив арестовать себя и проводить в тюрьму Стинке.

Посадили кондотьера в маленькую камеру, пока одного.

Позже он дал не просто признательные показания, но рассказал о роли каждого из участников заговора, но лишь о тех, кто был во Флоренции. Это можно было делать, ведь их всех убили. Не всех, от допрашивающих его тюремщиков кондотьер узнал, что Якопо Пацци и Бернардо Бандини сумели бежать. Франческо толпа вытащила из постели и голого, окровавленного повесила рядом с Сальвиати и Браччолини.

Весть о том, что архиепископ повешен, привела Монтесекко в ужас:

– Сальвиати повесили?! Но ведь он священник!

– Вам жалко этого гада? – прищурился допрашивающий кондотьера человек.

– Нет, но теперь Флоренции не миновать гнева папы Сикста.

– Это почему, потому что он прислан убивать самим папой?

Монтесекко понял, что сказал лишнее, и выпрямился, глядя прямо перед собой:

– Я не знаю, кем он прислан. Все, что знал, я уже сказал.

Когда кондотьера увели в его камеру, к счастью, небольшую, всего для двоих, к тому же пока пустую, допрашивавший его тюремщик посетовал писарю:

– Знает, но сказать не хочет.

– Может, его посадить к убийцам?

– Не, им молодого кардинала хватит.

Из-за того что все организаторы и главные участники заговора были убиты, арестованы или сбежали кто куда, отправить гонца к Джироламо Риарио оказалось попросту некому. То есть о том, что все произойдет прямо во время торжественной службы, он знал, а результат нет.

В своих римских покоях Джироламо второй день метался, словно тигр в клетке.

Но когда гонец прибыл, стало еще хуже.

С папой Сикстом от известия о полном провале заговора случился приступ, его еле отходили, пришлось трижды пускать кровь. Кровь из-за гнева текла темная, почти черная. Он не мог говорить и непроизвольно дергал рукой.

Еще хуже стало, когда принесли известие об аресте кардинала Риарио.

Такого рева папы Сикста не слышал до сих пор даже Джироламо Риарио. Несколько минут папа не мог ничего произнести, но не сидел, хватая ртом воздух, а ревел, рычал, вопил. Джироламо усомнился в сохранности его разума.

Сбежавшиеся на этот безумный рык кардиналы и служки, поспешили кто куда врассыпную, как только поняли, что могут попасть под руку бушующего понтифика. В ту минуту Джироламо откровенно позавидовал всем, кто может скрыться с глаз папы Сикста.