Убить отступника - Олег Мазурин

– Кто вы?! – срывающимся от испуга голосом спросила княжна. – Что вам угодно?! Вы не посмеете меня убить, я – княжеская дочь!

Великан миролюбиво замычал и показал жестами, что он немой и придан ей в услужение. Лишь только тогда Даша облегчено выдохнула и села на диван. Уф, отлегло от сердца.

– Желаю покушать, – распорядилась она.

Здоровяк закивал головой и принялся растапливать печь. Поставил самовар, принес посуду, еду – телячью котлету с картофелем. Даша заметила, как немой кидает на нее восхищенные взгляды. Негодующее взглянула на слугу, и тот виновато опустил взор.

Вскоре здоровяк ушел.

Первый раз в жизни ей никто не прислуживал. Она ухаживала сама за собой. Попила чай и снова прилегла на диван. Ближе ко сну ее темницу посетила рябая девица. Она принесла с собой огромный деревянный ушат. Служанка делала все молча.

«Тоже немая?» – подумала княжна.

Девица поставила большой чан на печь, убрала посуду, вытерла со стола. Снова появился немой. Он натаскал в чан холодной воды, и когда она вскипела, вылил ее в ушат. Из сеней принес ледяной воды и добавил в кипяток. Вода в ушате стала приемлемой для купания. Немой, снова кинув восторженный взгляд на барышню, удалился.

– Помыться с дороги не желаете, барыня? – наконец-то раскрыла рот девица.

«Оказывается, сия девица отнюдь не глухонемая», – отметила про себя княжна, а вслух сказала:

– С превеликим удовольствием. А как тебя звать-величать, голубушка?

– Маруся. Более не пытайте меня барыня, ничего не скажу, мне велено молчать.

И действительно, больше она и рта не раскрыла. На расспросы княжны, чья это усадьба и кто ее барин, Маруся прятала глаза и упорно молчала. Лишь качала головой. В ее глазах читался животный страх. Девица взяла ковш, мыло, мочалку, помыла княжну, вытерла, помогла переодеться. Пожелала спокойной ночи и ушла.

На следующий день все повторилось снова. Тот же немой, та же безмолвная девица. Молча услужили, молча исчезли и закрыли княжну на замок. Похититель пока не объявлялся. И где она и в чьей усадьбе, она до сих пор не знала и не ведала.

Наступил третий день, четвертый…

За это время Дарья составила план действий. Для начала решила привлечь на свою сторону немого. Знала: она ему нравится. От Маруси узнала, что его зовут Григорий. Пыталась с ним заговорить, пообщаться. Была любезна и мила. Но Гриша не сдавался. Показал жестами, что за разглашение тайны, кто здесь хозяин, его могут высечь и отправить на каторгу. Тогда княжна зашла с другого бока.

На пятый день неволи княжна показала Грише портрет Голевского.

– Это мой жених. Он в Сибири. Я ищу его. Меня похитили.

Он прочитал по губам. Понимающе закивал. Он жестикулировал и мычал, выражая, как мог, сочувствие.

– Помоги мне бежать. Бежать помоги, ради бога. Прошу и умоляю тебя, добрый человек. Я заплачу тебе много…

Гриша испуганно замотал головой, замычал и убежал. Княжна испугалась.

«Как бы меня не выдал этот великан-немтырь, тогда точно окна и двери заколотят, не убежать тогда, не вырваться».

Но немой ее не выдал, и Даша успокоилась.

Дни тянулись унылой чередой.

Неволя тяготила…

Княжна потихоньку стала привыкать к Григорию. Как и тот к узнице. Ей казалось, что он ей сочувствует, оказывает знаки внимания и уже привязался к ней. Но какая ей польза от этой привязанности? Пока никакой. Гриша, несмотря на почти каждодневные уговоры Дарьи, не хотел ей помочь. Или, что всего вероятнее, боялся это делать. Дарье начали потихоньку приносить книги и журналы. И хотя чтение скрашивало ее пребывание в импровизированной темнице, но отнюдь не утешало. Плен все больше и больше ее угнетал, так как неизвестно было ее будущее. И княжна панически боялась этой неизвестности.

Охраняли Дашу два солдата, которые через сутки меняли друг друга. Служивые вообще не вступали ни в какие разговоры с пленницей, хранили гордое молчанье.

А дни продолжали ползти медленной гусеницей…

* * *

Уж скоро заимка.

Захар повеселел и приспустил поводья. Лошадь сама знает дорогу к дому. Сейчас он натопит печь, отогреется, попьет чая.

Вдруг собаки подняли лай. Зверь какой там впереди али человек? Тут из-за деревьев внезапно высыпали вооруженные люди. То были казаки, солдаты и жандармы. Пешие и конные. Несколько человек отрезали Захару дорогу назад.

– А ну стой! Стой, кому говорят! – орали служивые опешившему смотрителю.

– Не балуй, братец! Отдай ружье!..

– Сдавайся, подлец!

– Подними руки, а то стрельнем невзначай!..

– Да стой, лихоимец!..

Солдаты, наперебой крича, плотным кольцом окружили Захара и заставили слезть с лошади. Выхватили из рук ружье и забрали нож. Забрали также и котомку с топором. Проводника отвели к заимке, но не стали заводить внутрь. Вскоре дверь избы открылась, и оттуда вышло все командование отряда: Тимофей Гридинг, Шепелев и Фрол.

– Здоров, Захар, – недобро поздоровался со смотрителем заимки исправник.

– Мир вашему дому, ваше высокоблагородие, – сник Захар.

– Не ожидал я от тебя, братец, не ожидал. Якшаться с людьми Дикого – сие страшное преступление. Мы его с ног сбились уже ищем столько лет, а ты его укрываешь. Знаешь и укрываешь. Нехорошо, братец, ой как нехорошо. Отпираться не советую, это бессмысленно. У нас есть веские доказательства твоей вины… Причем в письменном виде. Но об этом позже, нас сейчас интересует Никола Дикий и его пленник – капитан Голевский Александр Дмитриевич. Посему показывай скорее дорогу к острогу. У нас крайне мало времени. Мы бы и сами нашли путь к логову мерзавца-атамана, у нас и карта имеется, но сам понимаешь, с тобой это будет намного быстрее и проще. Ты же все тут знаешь. Всякую тропинку, всякую стежку.

Захар еще больше поник головою. Кажется, в его судьбе произошел крутой перелом, причем не в лучшую сторону. Прощай, свобода! Это в лучшем случае, в худшем – смерть! Как пособнику бандитов. Черт его дернул связаться с этой таежной вольницей.

– Офицер, чай, там? – с надеждой спросил Гридинг.

– Да, там, – негромко ответил.

– Живой?! – в один голос воскликнули Шепелев, Гридинг и Фрол.

– Живой.

– Слава Богу! – снова хором воскликнули командующие отряда.

– Коли покажешь дорогу по своей воле, – сказал исправник, – то отделаешься батогами, обещаю, что похлопочу за тебя, дабы не ссылали тебя на рудники как соумышленника разбойников. А коли упрешься, как бык, то не сносить тебе головы. В лучшем случае вечная каторга, а в худшем – виселица! Понял, братец? Отчего ты молчишь, окаянный?! Запамятовал, кто делал для тебя послабления на поселении, а?! Кто в конце концов выхлопотал для тебя разрешение жить на заимке?! Кто!