Зимняя мантия - Элизабет Чедвик (Англия)

– Я об этом не задумываюсь, – тихо произнес он, – потому что женился на тебе. Честно скажу, что, как только я увидел тебя в саду, я только и думал, как бы затащить тебя и постель. Такого желания твоя мать у меня не вызвала.

– Но если бы она согласилась, ты бы женился?

– Да, женился. Сомневаюсь, что мы сделали бы друг друга счастливыми. Наверняка мы вскоре стали бы жить отдельно.

– А я сделала тебя счастливым? – Она играла с завязками его туники.

– Разве я тебе это не доказал? – спросил он и снова поцеловал ее.

Это был ответ, но не прямой. Но она боялась настаивать. А вдруг его к ней привязывает только ее молодое тело? Но она имеет достаточно. Не надо быть жадной и требовать большего. С другой стороны, ей всегда было трудно справиться со своим аппетитом.

На следующий день дождь прекратился, и можно было продолжать работы на стенах и в крепости Нортгемптона. Матильда отправилась вместе с Симоном, чтобы посмотреть, как продвигается дело. На строительной площадке теснились хижины рабочих и навесы; промокшую от дождей землю засыпали соломой. Небо было серым, с севера дул пронзительный ветер. Матильда дышала на замерзшие пальцы и смотрела, как Симон разговаривает с рабочими. Он умел это делать, быстро во всем разбирался, отбросив церемонии, забыв про боль в ноге. Она содрогнулась, когда он полез на леса вслед за каменщиком. Неудивительно, что нога постоянно болит, он ее совсем не бережет. Более того, казалось, что он стремится доказать, что у него больше выдержки, чем у любого из его людей.

Интересно, что бы сказал отец, если бы узнал, что в Нортгемптоне строится нормандская цитадель, окруженная крепостной стеной. За десять лет вдовства матери город вырос благодаря частым визитам ее высокородной семьи – это привлекало торговцев. Он был куда меньше, когда ее отец был жив. Теперь здесь вырос замок. Симон сказал, что король приказал его построить, потому что не чувствовал себя спокойно на троне и хотел, чтобы все верные ему люди имели возможность защищать свои земли. По крайней мере, подумала она, Симон заплатил тем двадцати четырем жителям, чьи дома были снесены, чтобы освободить место под застройку. Она просила его это сделать, когда он колебался. Она взывала к его совести, заигрывала с ним в постели, а он в конце концов сказал с усмешкой, что она зря старалась, поскольку он изначально собирался заплатить этим людям.

Матильда позвала грума, который помог ей спешиться. Подобрав юбки, она отправилась бродить по грязи среди рабочих, одним глазом следя за своим мужем-смельчаком. Она наткнулась на группку жен каменщиков, стоящих вокруг костра, на огне которого кипел котел. От запаха готовящейся пищи в желудке у Матильды заурчало. Одна из женщин неуверенно предложила ей печенье и, казалось, удивилась и обрадовалась, когда Матильда с благодарностью взяла его.

Сначала Матильду озадачило отношение женщины, но потом она сообразила, что до нынешнего времени ее мать была здесь высшей властью и никогда не соизволяла слезть с лошади, не говоря уже о том, чтобы присоединиться к женщинам, греющимся у костра. Матильда же обожала такие сборища. Все теплые чувства, которые ей довелось испытать в жизни, исходили от людей ниже по положению, чем ее экзальтированная мать, и ее инстинктивно тянуло к ним.

– Строительство идет быстро, миледи, – рискнула подать голос одна из женщин, жена землекопа. Она говорила по-английски, но Матильда ее хорошо понимала, потому что унаследовала у отца его способности к языкам, и, хотя мать не одобряла, когда она говорила по-английски, Матильда понимала полезность знания этого языка.

– Да, правда, – согласилась она, с удовольствием хрустя печеньем.

– Ваша мать была справедливой госпожой, надо отдать ей должное, – заметила женщина, протягивая руки к огню, чтобы согреться. – Брала все ей положенное до последнего пенни, но мы могли рассчитывать на правый суд. – Она наклонила голову и взглянула на Матильду покрасневшими глазами. – Но любили мы вашего отца, да упокоит Господь его страдающую душу. – Она перекрестилась. – И раз вы его дочь, мы любим вас тоже.

При упоминании об отце Матильда тоже перекрестилась. Теперь же она почувствовала, как на глаза набежали слезы.

– Вы мой народ. Я сделаю для вас все, что смогу… И господин Симон тоже.

Женщина поджала губы.

– Он постарается для себя, – отважно произнесла она. – Но мы ценим, что рядом с ним женщина с английской кровью в жилах, которая может смягчить его. Некоторые говорят, что вы слишком для этого молоды, но вас хорошо воспитали, и вы рано взвалили на себя бремя забот.

– А что еще люди говорят о моем муже, кроме того, что он заботится только о себе? – с некоторым вызовом спросила Матильда. Она была немного обижена.

Женщина пожала плечами. Взяла железную кочергу и помешала угли.

– Что он нормандец и один из соратников нового короля. Он как кот, и старики говорят, что, хотя он и мягко ступает, это не значит, что при нем все будет так же, как при старом хозяине.

Матильда подумала, что они, возможно, правы, хотя ее и покоробило, когда женщина назвала Симона «нормандцем». Она стряхнула крошки печенья с рук.

– Мой отец любил Симона де Санли как сына, – сказала она. – Он отдал ему свой собственный плащ перед смертью, и это знак его права на эти владения, которые он вернул мне. Господин Симон сделает этот город богатым и процветающим. Стены защитят нас всех. Приедут еще люди, появится больше торговцев.

Женщина улыбнулась и отставила кочергу.

– Конечно, миледи, – согласилась она. – Я уверена, что все так и будет. Господь милостив, он позаботится о том, чтобы вы всегда смотрели на него так, как сейчас.

Она ее предупреждала? Матильда прищурилась, но женщина опустила глаза и не встречалась с ней взглядом.

Неожиданно остальные женщины принялись усердно кланяться. Матильда оглянулась и увидела удивленно взирающего на нее Симона – руки и одежда грязные, на щеке пыльный след.

– Ну? – спросила она, протягивая ему руку, чтобы он провел ее между постройками. – Есть что сообщить королю?

Он выглядел довольным.

– Скоро этот город сравняется по размерам с Йорком, что хорошо, ведь Йорк – город твоих предков, верно?

– Мой дедушка Сивард там похоронен, – сказала Матильда. – Твой плащ сначала принадлежал ему.

– Ладно, тогда я положу еще один Йорк к твоим ногам. – Он искоса взглянул на нее. – Чему это ты так улыбаешься?

Матильда осторожно пробиралась по стройке, стараясь не поскользнуться и придерживая юбки, чтобы не запачкать их в грязи.

– Потому что я никогда не была в Йорке и не знаю, как он будет выглядеть у моих ног.

Симон изумленно округлил глаза.

– Никогда?

Она покачала головой.

– Да, я никогда не видела города больше Хантинглна и Нортгемптона. В детстве, когда мать ездила в Beстминстер, она оставляла нас с нянькой. Это весь наш мир. – Она произнесла это так, как будто оправдывалась. Она знала, какую страсть он питает к перемене мест. Единственное время, когда он находится в покое, это сразу после занятия любовью. Он даже во сне двигался и часто собирал нa себя все одеяло. Матильде же вполне хватало покоя ее сада, хотя она с удовольствием занималась и другими, более важными делами. – Ты всюду следовал за королем, – пробормотала она. – Привык к большим городам и великолепным зданиям. Хоть я и дочь феодального сеньора, жизнь моя была более простой.