300 спартанцев. Битва при Фермопилах - Виктор Поротников

Неожиданно подул сильный ветер, взметнувший клубы пыли. Погода начала портиться, хотя на небе по-прежнему не было ни облачка, если не считать далекую завесу, окутавшую вершины Тайгета и надвигавшуюся на долину Эврота.

«Вот так же и персы надвигаются на Элладу!» — мелькнуло в голове у Леонида при виде облачной гряды, заслонившей от солнечных лучей белые шапки снегов на горных пиках.

Закрывая лицо краем плаща от колючих летящих песчинок, Леонид решительно зашагал к дому. Он успел немного пройти по узкой улице, как стук чьих-то тяжелых башмаков заставил его оглянуться: это был посыльный от эфоров!

— Царь, эфоры зовут тебя! — выпалил юный гонец.

Леонид не вошел, а почти вбежал в эфорейон, столкнувшись в тенистом портике со старейшиной Евриклидом, который явно поджидал его здесь. Евриклид ничего не сказал Леониду, лишь посмотрел ему в глаза и сделал обнадеживающий кивок головой.

С бьющимся сердцем Леонид вступил в небольшой зал, озаренный солнечным светом, льющимся из окон под самым потолком. Белые стены помещения были расписаны красными извилистыми линиями возле пола и на уровне человеческого роста.

Эфоры сидели в креслах и что-то негромко обсуждали, но при виде Леонида разговор замер на их устах. Взоры эфоров устремились на Гипероха, который встал и сделал несколько шагов навстречу царю. В правой руке Гиперох держал бронзовый позолоченный жезл с крошечной золотой фигуркой богини Ники на конце. На этот жезл наворачивали пергаментный свиток, на котором эфоры писали приказ царю, отправлявшемуся в поход за пределы Лаконики. По выполнении приказа царь был обязан сжечь пергамент и вернуть жезл эфорам.

Находившийся тут же грамматевс протянул свиток эфору-эпониму.

— Царь Леонид, — громко и торжественно промолвил Гиперох, — властью, данной нам от предков, повелеваем тебе выступить в поход и защищать Фермопилы до последней возможности.

Затем Гиперох привычными движениями накрутил пергамент на бронзовый жезл и вручил его Леониду.

— Когда выступать? — спросил Леонид.

— Немедленно, — ответил Гиперох.

Леонид повернулся к двери, но голос эфора-эпонима задержал его:

— Это еще не все, царь. Войско останется в Лакедемоне до окончания Карнейского праздника. Ты можешь взять с собой только своих телохранителей. — Гиперох опустил глаза и негромко добавил: — Прости, но ты сам выбрал этот жребий.

— Благодарю вас всех! — произнес Леонид и скрылся за дверью.

Вскоре глашатаи объявили о сборе царских телохранителей на площади возле герусии.

В доме Леонида собрались его друзья и родственники. Все желали ему удачи. Царило обычное в таких случаях оживление, когда боевая труба возвещает о выступлении в поход.

Леонид, уже облаченный в панцирь, с красным плащом на плечах, поднял чашу с вином за то, чтобы его воины превзошли своими подвигами легендарных героев «Илиады». Все собравшиеся охотно выпили за это.

Наконец гости оставили Леонида наедине с Горго.

— Мне надо бы, как жене спартанского царя, говорить о доблести перед лицом врагов, — промолвила Горго, прижавшись к мужу, — но я скажу о том, что тревожит мое сердце. Леонид, почему эфоры отправляют тебя против множества варваров всего с тремястами воинов?

— Не беспокойся, Горго, остальное войско придет к Фермопилам после окончания праздника, — ответил Леонид. — Эфоры ведь не могут оскорбить Аполлона. В пути многие наши союзники присоединятся к моему отряду.

— Я буду молиться за тебя! — Горго заглянула в глаза мужу.

Леонид обнял жену, их уста соединились.

Взяв в руки большой круглый щит и подавая его Леониду, Горго тихо спросила:

— Со щитом или на щите?

Леонид улыбнулся:

— Со щитом, Горго. Конечно, со щитом!

Оставшись одна, Горго бесцельно прошлась по мужскому мегарону, хранившему следы поспешных сборов в поход, потом она вышла во внутренний дворик. Там, на каменном жертвеннике, тлели подернутые пеплом бобы и кусочки благовонной смолы. Это была благодарственная жертва богам.

Горго вспомнилось, как на этом жертвеннике сжигал мясо и жир ее отец перед каждым дальним походом. Жертвы царя Клеомена всегда были угодны богам, поэтому, наверно, он не знал поражений. И только эфоров Клеомен одолеть не смог, вражда с ними погубила его. Горго казалось, что и нынешние эфоры за что-то мстят Леониду, посылая его с горстью воинов против полчищ Ксеркса.

Пришла рабыня и сообщила о приходе Дафны. Муж Дафны тоже отправился в поход к Фермопилам. Побывавшая на площади Дафна пришла поделиться увиденным с Горго.

— Леонид приказал остаться в Спарте тем из своих телохранителей, у кого нет сыновей, — сказала Дафна, — а на их место взял добровольцев, имеющих хотя бы одного сына. Царь пояснил, что хочет, чтобы ни один спартанский род не прервался.

Затем Дафна стала рассказывать о том, как Леарх, непременно желая идти в поход, привел на площадь свою беременную жену.

— Видела бы ты, с какой настойчивостью Леарх убеждал Леонида, что Элла носит под сердцем мальчика, а не девочку, — со смехом молвила Дафна.

— Разве это можно определить заранее? — удивилась Горго.

— Можно, — закивала Дафна. — Опытная повитуха уже на шестом месяце беременности может распознать, кто родится, мальчик или девочка. Вот и Леарх ссылался на повитуху, показывая Леониду живот своей жены.

— И что же Леонид? — спросила Горго.

— Царь оставил Леарха в своем отряде, — ответила Дафна.

Потом Дафна поведала Горго об Эвридаме, муже рыжеволосой Меланфо, который тоже пожелал вступить добровольцем в царский отряд.

— Леонид не хотел брать с собой Эвридама из-за его хромоты и покалеченной правой руки. Однако Эвридам не растерялся и тут же показал, что он и покалеченной рукой может крепко держать копье. А про свою хромоту Эвридам сказал так: мол, это гарантия того, что он не побежит от врага. Леонид засмеялся и позволил Эвридаму остаться в отряде.

— Кто еще вступил в отряд Леонида? — поинтересовалась Горго.

— Агафон, сын Полиместора. Тот самый лазутчик, побывавший в плену у персов. Бывший эфор Евксинефт, сын Молона. Мегистий вместе с сыном Ликомедом, — перечислила Дафна. — Хотя Мегистий идет в этот поход как прорицатель, а не как воин.

— Была ли на площади Мнесимаха, бывшая жена Леонида? — спросила Горго, не глядя на Дафну.

— Была. Вместе с дочерьми.

— Она плакала?

— Нет, — покачала головой Дафна.

— А я наверно не удержалась бы от слез, если бы пошла на площадь, — печально промолвила Горго.

Стал накрапывать дождь. Подруги перешли из внутреннего двора под крышу, в женский мегарон.

— Ты о чем-то хочешь меня спросить? — Горго взглянула на Дафну, почувствовав в ней какую-то скованность.