Запрещенный Союз – 2: Последнее десятилетие глазами мистической богемы - Владимир В. Видеманн

Тот лезет. Залез на самый верх:

— Да, сэнсэй, что дальще?

— А дальше, — говорит Хитрец, — отпускай руки и иди по воздуху!

Простец отпустил ствол, сделал шаг в пустоту и… как ни в чем не бывало пошел дальше.

— Спасибо, сэнсэй, за указанный путь! — крикнул ликующий Простец Хитрецу. — А рай я уже найду самостоятельно!

Если следовать логике инициатических притч, то во всей этой истории именно Талгат представляется мне истинным учителем, показавшим и Абаю, и Мирзе, и всем остальным удивительный пример преданности принципам, которым следовал до конца. Я думаю, что если есть «тот свет», то Талгат наверняка занял там почетное место высокого учителя восточных единоборств и может оказывать помощь землянам в овладении высшими навыками, за постижение которых ему пришлось так дорого заплатить. Если Мирза — вменяемый человек, то ему следовало бы публично признать Талгата своим мастером как человека, более продвинутого духовно и морально. А если Мирза — истинный дервиш, то такого решения ожидает от него, насколько я могу себе представить, и сам Аллах.

Таджикистан, 1986

Прежде чем отправиться (как тогда казалось — навсегда) за пределы СССР, некоторые из наших людей решили еще раз пройтись по замечательным таджикским горам, да и вообще посетить на прощание этот чудесный край, с которым были связаны многие «высшие впечатления». На первом этапе очередного горного сезона прекрасным солнечным днем в самом начале лета я встретился в душанбинской Зеленой чайхане с Хайдаром-акой, Гюлей[164] и Ясным Соколом, чье тайное имя было Сурча (сурок) — за рыжую куртку под цвет меха сурка. К этому времени коммуна на Клары Цеткин уже практически прекратила свое существование. Там, конечно, еще появлялись какие-то люди, но общего компанейского духа уже не было. Кая сказала «enough is enough»[165] и уехала с мамой и обоими детьми на Дальний Восток, поближе к исторической родине. Каландар воспринимал все превратности судьбы стоически, благо инспирация художника его никогда не оставляла. В тот сезон он вознамерился превратить свою квартиру в лотосовый пруд, для чего собирался выложить пол и стены керамической плиткой, чтобы потом запускать в помещение воду — хотя бы по щиколотку — и лежать с чаем и кальяном на специальном островке в центре комнаты, под арчой, посаженной в специальную кадку. В воде должны были плавать лотосы, а может быть, и золотые рыбки.

Если театр начинается с вешалки, то квартира — с санузла. На Клары Цеткин он был совмещенным. Каландар решил начать генеральную санацию своего жилища именно отсюда. Первоначальная идея состояла в том, чтобы немного передвинуть ванну, увеличив тем самым полезное пространство. Подручным выступил Хайдар-ака. Когда они отрывали ванну от пола, их обоих кидануло резко в сторону, тяжелое корыто ударило в стену, вышибив несколько кирпичей из кладки. «Ну что ж, так оно и лучше!» Каландар решил, пользуясь моментом, сделать реальное отверстие во внешний мир, чтобы потом перенести ванну поближе к этому месту и принимать душ, глядя в «окно».

Разбор кирпичной кладки шел довольно быстро. Наверное, даже слишком быстро, ибо молодцы не заметили, как разобрали на окно почти всю стену, причем не ровно, а рваной дырой. Глядя со стороны, можно было подумать, что в дом попал снаряд. Ну ладно, решили оставить косметический ремонт на потом. Занялись ванной. Еще раз рванули корыто вверх — кинуло в противоположную сторону. Теперь напрочь снесенным под корень оказался унитаз. В конечном счете весь санузел почти полностью вышел из строя. Ванна, оторванная от трубы, не держала воду, и пользоваться ею стало совершенно невозможно. На месте же унитаза осталась узкая труба, в которую нужно было специально учиться попадать из разных позиций. Кроме того, сквозь пробой в стене все, происходящее в санузле, спокойно обозревалось с улицы и из окон горсуда.

Я на этот раз обосновался на втором этаже розового домика за чайханой «Рохат», в пустующей квартире Саши Акилова. Чайхана «Рохат» стала нашим штабом, где разрабатывался генеральный маршрут. В основном мы заседали по ночам, когда заведение закрывалось и двое дежурных чайханщиков расстилали курпачи для собственного ночного бдения. Мы свели с ними близкое знакомство.

К этому времени здесь уже можно было заказывать кофе — правда, только порошковый, но все-таки! Я приходил с утра на кофе, днем — поесть, а к вечеру, после отбоя, подтягивались Хайдар-ака с Гюлей, Сокол, наши душанбинские знакомые, и сессия начиналась. Тут можно было не просто пить чай и есть арбузы, но и купаться в мраморном фонтане. И все это в магическом лабиринте массивной рельефной колоннады, под деревянными резными сводами, расписанными местными умельцами, как если бы это был волшебный дворец джиннов из сказок «Тысячи и одной ночи». Чайханщики делали плов, и мы после увеселительных и освежающих процедур склонялись над картой Таджикистана, призывая на помощь воображение и интуицию.

Наконец маршрут был согласован. Нам предстояло добраться до Джиргиталя, а оттуда, перевалив через хребет Петра Великого, выйти на Пашимгар, чтобы посетить ишона. Хайдар-ака уже ходил этим путем вместе с Каландаром и группой эстонских парапсихологов и худо-бедно знал тропу.

В Джиргиталь мы прибыли на белом «уазике», который поймали по пути из Душанбе. Вечерело. Спать мы остановились в местной гостинице, она же — чайхана, где суфы превращаются на ночь в кровати. Очень трогательным был дизайн этого мультифункционального общественного места. В красном уголке, над суфой для самых почетных аксакалов местной джирги (совета старейшин), висели классические портреты вождей и руководителей советского государства, все — в специальных рамках. Кроме того, здесь были цитаты вождей и руководителей, транспаранты, агитплакаты на языках народов Востока и прочий антиквариат на красном сукне и бархате с золотыми кистями, а также цитаты из постановлений партии об общепите — на голубом фоне. Так сказать, цвет по чину. К услугам посетителей были горячие обеды, национальные сладости, чай, при желании — нарды. Нас встретили очень гостеприимно. Накормили, обогрели, дали выспаться. На следующее утро я купил у старой киргизской бабушки буро-зеленые носки из натуральной верблюжьей шерсти, и мы встали на тропу.

Мы находились на гигантском цветущем плато, к которому с юга подступала высокая, до небес, стена хребта Петра Великого. Попутный грузовик довез практически до того места, откуда нужно было начинать пеший подъем. Я вскинул на плечи рюкзак и чуть не присел на задницу. Мешок весил чуть ли не вдвое больше обычного. Причиной перегрузки стали пакетные супы, которые Хайдар-ака убедил взять с собой, а также дополнительные запасы риса, «Малютки», орехов, сухофруктов. Сокол, помимо сухокорма, тащил с собой примус и бутыль с керосином, а сам ака был вообще нагружен двойной семейной поклажей. В этот первый день мы прошли, наверное, шагов сто вверх по склону, до ближайшего плоского места, и в изнеможении присели до следующего утра.