Андерманир штук - Евгений Клюев

Петя Миронов, печальный клоун, остановился в проходе… проходике, повернулся ко Льву. На тонких его губах была улыбка – не улыбка даже… просто губы прижаты друг к другу и чуть растянуты.

– Лев, – сказал он, не меняя выражения лица, – я не договорил. Я не клоун, Лев, и Вы не клоун. Но и дед Антонио тоже не клоун… вот это, собственно, и есть то, чего я не договорил. – Он вздохнул, словно собирался карабкаться по канату, и повторил – очень четко и очень ясно: – Но и дед Антонио тоже не клоун. Отпустите его, Лев.

И кирпичная стена сомкнулась за ним. Петя ушел. Ушел купить табак.

Лев посмотрел на часы. Без двадцати четыре. Через двадцать минут – андерманир штук… город Вена, где живет прекрасная Елена, мастерица французские хлебы печь. Затопила она печь, посадила хлебов пять, а вынула тридцать пять. Все хлебы хорошие, поджарые, сверху пригорели, снизу подопрели, по краям тесто, а в середине пресно.

Обед у Льва уже стоял на плите: бульон на первое и курица с пюре на второе. Хороший такой желтый бульон, горячий… – дед обязательно скажет: «Вскипел-бульон-потек-во-храм», он так всегда говорит.

Лев поднял глаза на окно гостиной и словно увидел деда Антонио – сидящего на краешке дивана с пластмассовой коробкой, где запечатана орхидея… Сидящего на краешке дивана и думающего – думающего и изо всех своих маленьких теперь сил тщетно и опять тщетно пытающегося прочитать сообщение дарителя, Пети Миронова, печального клоуна, который ушел купить табак: вынеклоунголубчикантонпетровичвынеклоун…

но как трудно деду Антонио различить слова!

Лев остановился. Без десяти четыре: теперь только подняться в лифте и – андерманир штук, пятый на сегодня.

вынеклоунголубчикантонпетровичвынеклоун

И Лев опустил глаза. Лев повернулся к дому спиной. И помчался от дома по Усиевича, к Аэропорту, выбросив из головы – все. Когда он, запыхавшись, остановился у входа в метро, на часах было пять минут пятого.

Ручеек андерманир штук уже убежал дальше.

Без него.

И без деда Антонио.

Первогодекабрятысячадевятьсотвосемьдесятвосьмогогода.

Попросите вывезти на манеж большое двухстороннее зеркало, помещенное на площадку с колесиками. Развертывая его то в одну, то в другую сторону, ассистент покажет зрителям, что это самое обычное зеркало.

Примите из рук ассистента ведерко с разноцветными зонтиками и поиграйте с ними, словно бы примеряя и выбирая наиболее вам подходящий. Остановившись на самом, с вашей точки зрения, лучшем, положите его на ковер и поставьте ведерко с оставшимися зонтиками приблизительно в пяти метрах от зеркала, строго посередине отражающей плоскости.

Теперь, по одному доставая оставшиеся зонтики из ведерка, поочередно бросайте их в сторону зеркала. При соприкосновении с отражающей поверхностью зонтик как бы взрывается, причем взрыв сопровождается яркой вспышкой соответствующего цвета – в этом сиянии зонтик исчезает из виду, словно проваливаясь в зеркало.

Когда ненужных вам зонтиков больше не останется, поднимите с ковра тот, что понравился, и, раскрыв его над собой, раскланяйтесь.

Пусть ассистент, увозя зеркало с манежа, подхватит по пути пустое ведерко.

Комментарий

Для этого несложного трюка требуется двустороннее прямоугольное зеркало величиной приблизительно 2 м на 1 м. Установите зеркало вертикально на деревянной или пластиковой площадке, размеры которой 2 м на 2 м. К площадке снизу прикрепите колесики: они дадут ей возможность катиться по поверхности арены (ковер имеет смысл заменить на пластиковое покрытие).

Приобретите также шесть-семь обычных зонтиков (не автоматов) разного цвета, с прямой ручкой. Не забудьте надеть на острия зонтиков резиновые шарики: они нужны для того, чтобы не разбить зеркало при ударе об него зонтика. Необходимо позаботиться о том, чтобы все зонтики были прочно застегнуты на кнопку или «липучку»: это не даст им возможности раскрыться в воздухе.

Зонтики следует бросать таким образом, чтобы каждый из них летел параллельно поверхности арены и острием, на которое надет шарик, точно попадал в самый центр зеркала.

Ни в зеркале, ни в зонтиках нет никакого секрета: разумеется, зонтики не проваливаются в зеркало – чтобы они исчезли, просто переведите их в иную систему пространственных координат, и они перестанут быть видны.

Достигается это за счет игры светом – разноцветных вспышек, трансформирующих систему пространственных координат и отвлекающих внимание зрителей от того, что зонтики попросту собираются в воздушный карман на другой стороне зеркала.

Увозя реквизит после окончания номера, необходимо осторожно подталкивать зеркалом находящийся позади него воздушный карман с зонтиками до тех пор, пока зеркало не исчезнет в кулисах.

– Приветствую, Сусанна Викторовна, – с трудом снисходя к малым мира сего, едва кланялся вахтерше Демонстратнер. Та, не отрываясь от чтения, шестым чувством – более чем естественным в этих стенах – определяла его присутствие и махала ему всегда одной и той же закладкой из книжки. Сусанна Викторовна постоянно читала, причем Демонстратнер подозревал, что и книжка была одна и та же.

Он уже приходил в НИИЧР словно к себе домой.

Демонстратнер хорошо помнил, как Коля Петров по телефону пригласил его на первую официальную встречу в отдел воздействия. Телефонный разговор был совсем короткий. А когда он закончился, Демонстратнер долго стоял с трубкой, прижатой к уху, и слушал гудки. Наслушавшись гудков вдоволь, он, помнится, аккуратно положил трубку и стоя задумался о том, что же все-таки могло потребоваться от него в институте мозга.

Как минимум, мог потребоваться мозг… «Ну, этого-то у нас навалом!» – утешился он тогда и стал думать дальше, решив так: пора бы ему наконец признаться себе в том, что же он все-таки умеет. Он подозревал, что признание такое может причинить боль, поскольку умел он, вроде бы, только то, чему научил его Коля Петров. А научил его Коля Петров дурачить людей. Но признаваться себе в этом Демонстратнер не спешил – ему хотелось признаться себе в чем-нибудь другом.

И, бросив взгляд в зеркало, он, стыдно вспомнить, признался себе в любви. В зеркале отразился импозантный темноволосый дядя с монументальными чертами лица, явно имевший что сказать миру. «Если бы твоя внешность так беспардонно не обманывала, – давным-давно, перед разводом, заметила жена Аля, застегивая пуговицы на пальтишке их общей дочери, индифферентной ко всему на свете (теперь обе они жили не то в Белоруссии, не то в Молдавии), – цены бы тебе не было». А так – цена ему, получалось, есть. Пятнадцать рублей за один приход: именно во столько Демонстратнера оценивал НИИЧР.

Ну, пятнадцать значит пятнадцать – теперь уже это не имело значения, ибо на данный момент самооценка Демонстратнера была такой высокой, что ему и стольник за приход казался бы копейками. Навещая институт раз или два в месяц, он просто делал науке одолжение, всем своим видом как бы говоря: ничего, наука, придет время – сочтемся. В отделе воздействия его не полюбили. Впрочем, показывать это никто не решался: Демонстратнер настолько выпадал из привычных институтских представлений о том, какими бывают кондукторы, что сотрудники – просто на всякий случай – держались от него подальше. Ну его, дескать… кто знает, какая такая сила в этом субчике заключена! Притом что никто – убей Бог! – не понимал, зачем надо изучать человека, не наделенного никакими паранормальными способностями. Правда, Алеша Попович, говорят, был на его представлении, психологических опытах, – и вот та-а-ам… Но чего только не говорят!