Присяжные обречены - Кэрол О’Коннелл

– Я не знала, – сказала Джоанна. – Он не издал ни звука.

– Ты сказала, что трахея была не задета. Он мог позвать на помощь, но не сделал этого, и ты знаешь почему. Если бы ты вошла в комнату, Косарь бы прикончил тебя. Вот как ты узнала, что этот маньяк смотрит, как умирают его жертвы. Тимоти любил тебя, поэтому не издал ни звука. Он умер за тебя.

– Я храню его письма не поэтому, – Джоанна собрала их и сжала в руках, неожиданно понимая, что предала его память, все то, что имело для нее большое значение. – Тимоти был моим другом. Это все, что осталось от него, его личность, – нужно было давно сжечь эти письма, тем более что она знала их наизусть. – Я не поощряла чувства, которые Тимоти испытывал ко мне. Я считала, что он слишком ранимый и…

– И слишком сумасшедший? Он думал, что за ним следят свои, да еще Косарь. И хотя это было действительно так, он знал, что ты ему не веришь. Да и с чего вдруг? Он был полоумным параноиком. А я, Джо? Мне ты веришь? Копы действительно за мной следят, Джо. Почему? Потому что псих, который напал на меня, все еще на свободе – он жив. Джо, я знаю, что иногда он тоже следит за мной. В это ты веришь?

При его профессии паранойя неизбежна – нужно быть всегда настороже, ловить каждый звук, отмечать про себя каждую тень. Рикер думал, что малолетний психопат придет за ним, снова захочет украсть его жизнь, и с этим страхом он жил каждый день после нападения.

Да, Джоанна верила ему, и она заплакала.

Рикер присел рядом на кровать, и, когда заговорил, голос его звучал совсем по-другому:

– Ты все чувствуешь, да? Боль других людей.

Джоанна уронила письма на пол и прижала руку к его груди, к тому месту, где остался шрам от самой опасной пули, чуть не задевшей сердце. Когда Джоанна переодевала его, она видела шрамы. Просто чудо, что он остался жив. И она знала, чего стоило Рикеру жить с неподъемным грузом воспоминаний о том вечере, каждый день, каждую минуту – все эти месяцы.

Рикер осторожно убрал руку Джо, чтобы его шрамы больше не причиняли ей боли.

Когда Мэллори вошла в кабинет, Джек Коффи поднялся и вышел. Он почувствовал напряженность между находившимися там двумя мужчинами и счел за лучшее не принимать участия в разговоре.

Главный судмедэксперт Эдвард Слоуп сидел в кресле спиной к Чарльзу Батлеру, с абсолютно несчастным видом стоявшему возле стены. Мэллори бросила на него вопросительный взгляд, очевидно, желая узнать, что он разболтал. Чарльз покачал головой, показывая, что ничего не сказал, но, глядя на его несчастное лицо, можно было в этом усомниться. Выражение лица всегда выдавало его мысли, и он никогда не пытался врать, потому-то Эдвард Слоуп неизменно обчищал его в покер.

– Что происходит? – Мэллори скрестила руки на груди и уставилась на судмедэксперта.

– Я бы тоже хотел понять, – ответил тот, – но Чарльз не хочет сознаваться. Скажи мне, Кэти, как поживает Рикер?

– Мэллори, – поправила она. Никому не разрешалось называть ее по имени. – Я давно не видела Рикера. А ты что тут делаешь?

– Чарльз подозревает, что я сфабриковал отчет о вскрытии подростка, который напал на Рикера.

– Я не говорил ничего подобного, – Чарльз с беспомощным видом повернулся к Мэллори. Он не умел обманывать. Обман был скорей ее сильной стороной.

– Готова поспорить, что такую идею тебе подала доктор Аполло, – произнесла Мэллори. – Я права? Это она думает, что отчет подделали?

– Да, – признался Чарльз. – Это не я придумал.

– Все понятно, – Мэллори обошла стол и наклонилась поближе к доктору Слоупу, словно собираясь поделиться с ним какой-то тайной. – То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Договорились?

– Зная тебя столько лет, Мэллори, я не могу это обещать.

– Вы спросили насчет Рикера, – она отошла от доктора и уселась в кресло. – Он в ужасном состоянии, – Эта внезапная правдивость была обезоруживающей, и медэксперт вытаращил на нее глаза. – Если бы Рикеру пришлось проходить психиатрическую аттестацию, он бы провалил ее. Поэтому не помогайте мне. Гоните его прочь. Пусть больше не увидит свой полицейский значок, – теперь, уверенная в поддержке медэксперта, Мэллори повернулась к Чарльзу. – Это Рикер внушил доктору Аполло идею с отчетом?

– Джоанна не говорит. Она только спросила, может, в этом отчете было что-то странное, или какую-то информацию утаили.

Мэллори кивнула:

– Всегда, когда Рикер входит в комнату, он тщательно оглядывает людей, нет ли у кого спрятанного оружия. Он так себя ведет уже давно. Я полагаю, он думает, что тот парень еще жив. Его внимание раздвоено – он ищет не того подозреваемого, и кончится это тем, что его убьют. Я говорила ему, что стрелявший в него преступник мертв. Я сказала ему об этом полгода назад. Очевидно, он мне не поверил.

– Трудно себе представить, почему, – с легким сарказмом произнес Эдвард Слоуп.

– Я не понимаю, – сказал Чарльз. – Как Рикер мог в это поверить? Разве полицейские не застрелили нападавшего? Тридцать пулевых ран – это не шутка.

– Ну кого-то мы и правда застрелили… – сказала Мэллори.

Чарльз раскрыл рот, но слова не шли, во рту стало сухо, голова закружилась.

Эдвард Слоуп подарил Мэллори одну из своих редких улыбок:

– А еще говорят, будто ты лишена чувства юмора!

– Родители опознали его, только тело было не их сына, – Рикер ходил взад-вперед по комнате, стараясь побороть гнев. – Они знали, что на самом деле это не их сын, потому и не направили иск о смерти, наступившей в результате противоправных действий, к городским властям. Родственники убитого подозреваемого всегда подают подобные иски, но не в этот раз.

– Должны же быть анализы крови убитого, – сказала Джоанна.

Рикер покачал головой:

– Зачем? Тридцать пулевых ранений – неужели неясно, отчего он умер? Близкие родственники опознали тело, все формальности соблюдены. Зачем нужны анализы, если все и так ясно, – Рикер устало опустился на кровать рядом с Джоанной. – И все довольны: полицейский департамент быстро закрывает затянувшееся дело, никакого иска о противоправных действиях, а этот псих преспокойно разгуливает на воле. Уверен, родителям больше всего понравилось последнее.

– Но это просто домыслы. Ты же не…

– У меня есть все доказательства. После убийства родители этого парня уехали в Европу, наверняка, чтобы пристроить там сына. Они вернулись примерно через месяц, я иногда захожу к их портье. Так вот именно тогда я начал замечать за собой слежку повсюду, куда бы я ни пошел. Иногда это была Мэллори, ее очень легко заметить. Она напрасно думает, что умеет оставаться незамеченной. Однако один из следивших за мной не был копом. Маленький такой педик в старом парике – он не был одет так, как обычно одеваются агенты под прикрытием. Молоденький, и росточек у него подходящий, – он повернулся к Джо. – Ну что, все еще думаешь, я в своем уме? Или так же безумен, как Тимоти Кид?