Млечный путь № 2 2017 - Песах Амнуэль

перед шансом полететь к звездам? Кто сможет отказаться стать рядом с Гагариным и Армстронгом?

Разочарование, когда я впервые узнаю, что я буду в криогенном сне во время полета. «Как вы можете требовать от меня спать в такой момент?» Мне читают лекцию о том, как трудно сделать маленький и легкий космический корабль, способный совершить прыжок. «Это всего несколько недель. Люди проводят месяцы и годы на МКС». Они говорят, что я проснусь ненадолго на той стороне, чтобы подготовиться к обратному прыжку. Что же, хотя бы я увижу Арктур.

Фото-сессия перед Икаром. Карусель интервью и церемоний. Слава... беспокойная соседка.

В ночь перед стартом я прощаюсь с Кейт, крепко обнимаю ее напоследок. Она просит меня привезти камешек с Арктура, добавить к тем, которые, как она думает, достались ей от отца. Я объясняю, что корабль не будет садиться на планету в этот раз, но может быть в следующий. Она пожимает плечами и вместо камешка сует в сундучок с воспоминаниями одну из моих фотографий для автографов.

На борту Икара я забираюсь в криогенную установку. Крышка закрывается, и я чувствую укол иглы.

Когда я просыпаюсь, все кажется неправильным. Мое тело, комната, где я нахожусь, озабоченность на лицах врачей, которых я не узнаю. «Вы проспали сорок лет», – говорит один из них. Но для меня прошло несколько мгновений. «Что-то пошло не так. Икар совершил удачный прыжок, но криокамера не разбудила вас. Мне очень жаль». Я смотрю на свои руки. Они маленькие и сморщенные.

На больничной койке я догоняю сорок лет, которые прошли. Кто-то другой первый ступил на другую планету. Кто-то другой привез сувенир с другого мира, чтобы поделиться им с дочкой или сыном. Я спала, я старилась, пока они не озаботились тем, чтобы по просьбе Смитсоновского института найти и привезти Икар. Для них стало шоком, когда оказалось, что я все еще жива.

Я обнимала незнакомку, которая оказалась моей дочкой. Она выросла сиротой. Ее поддерживали только воспоминания об отце, которые, как она вскоре обнаружила, были выдумкой, и память о матери, оказавшейся достаточно глупой, чтобы бросить дочь. Но так или иначе она умудряется до сих пор любить меня.

Я чувствую, как сознание рушится по кускам, словно песочный замок во время прилива. Врачи говорят, что длительное пребывание в криогенной капсуле повредило мозг. За считанные недели мои воспоминания исчезнут. Вселенная, которая изо всех сил пыталась убить мое тело, наконец-то возьмет реванш и уничтожит вместо этого мое сознание.

Скоро, слишком скоро, я начинаю забывать больше, чем вспоминать. Тогда Кейт начинает кормить меня выдумками. Она описывает планeты, которые я никогда не исследовала, сочиняет подробную историю о радостях и чудесах жизни, которой я никогда не жила. Она придумывает новые планеты, новые истории для каждого из камешков в чемоданчике.

Я сижу в кресле у кровати, с дипломатoм на коленях, когда входит Кейт.

– Сегодня – очень «хороший» день, – говорю я вместо «привет».

Она бросает нервный взгляд на камешки, но выражение моего лица ничего не выдает.

Все помнят, что Икар разбился, но все забывают, что он летaл, что он достиг высоты, до которой никто прежде него не добирался. Все забывают, что Дедал тоже летал, и что его крылья работали, и что он благополучно приземлился. Что же, может я и не ступила первой на поверхность другого мира, может не прожила увлекательную жизнь, которую придумала моя дочь, но я все-таки первый человек, долетевший до звезд, и этого более чем достаточно.

– Садись рядом. Я расскажу кое-что о твоем отце.

Моя малышка Кейт, которую сейчас зовут Кейт Тербанов и у которой есть муж и собственные дети, берет стул, и я отдаю ей единственный подарок, который могу предложить: воспоминания о ее отце. И, черт побери, какая разница, правда это или выдумка? Я начинаю сплетать историю о Брюсе, его характере и привычках, нашем романе. Кейт уже не сможет проверить эти вещи, а я стараюсь придумать историю, которая оказалась бы для взрослой Кейт такой же привлекательной, как вымышленные приключения отца-супергероя для нее же, когда она была ребенком.

Я чувствую, как туман снова наползает, медленно оккупируя мой разум. Может быть, сегодня был последний «хороший» день. И мы с Кейт провели его превосходно, строя воспоминания из камешков, дипломатов и надежды.

Перевод с английского: Илья Суханов

Рафаил НУДЕЛЬМАН

СТАНИСЛАВ ЛЕМ – В ПИСЬМАХ (часть 3)

***

20 октября 1974 года, Краков.

Дорогой Пан,

доктор Роттенштайнер, с которым я виделся несколько дней назад на Франкфуртской Книжной Ярмарке, показал мне письмо, которое Вы ему написали, и попросил его перевести, так как он не знает русского языка. Из этого письма я волей-неволей узнал, что Вы обдумываете дальнейший разбор моих сочинений. Наверное, я не должен напоминать, как это меня занимает. Мой американский переводчик, доктор Майкл Кандель{1}, славист (русицист и полонист) намеревается в будущем году написать обо мне книгу, а потому собирает различные материалы, а нужно сказать, что они изрядно рассеяны по всему миру, например, в последнее время мною занялись в Австралии! Я подумал, что доктору Канделю также было бы интересно ознакомиться со статьей, над которой Вы работаете, тем более что он может все читать по-русски (он писал докторскую работу по теории перевода и о переводах Пушкина на польский язык). Поэтому на всякий случай сообщаю Вам его адрес: Dr Michael Kandel, New York. Он Вас знает, то есть слышал о Вас и читал Ваши вещи, в последнее время то, что доктор Роттенштайнер опубликовал в книжечке, изданной в издательстве Insel Verlag («Разговор в купе»), – конечно, в переводе на немецкий язык. Ужас, как все это усложняется из-за всех этих переводов!

Не знаю, заметили ли Вы мою последнюю вещь, рассказ «Маска», который вышел в двух очередных номерах варшавской «Культуры» в сентябре. К сожалению, у меня уже нет экземпляров этой «Культуры», иначе я бы Вам ее сразу послал. Эта новелла представляется мне весьма существенной, потому что в ней еще раз рассматривается мотив из «Солярис» – «сотворенного» существа, которое постепенно доходит до того, что было «сконструировано», и пытается отвоевать себе свободу поступков, вопреки любому «программированию». Сам не имею понятия, почему именно этот лейтмотив так за мной ходит.

Я сейчас собрал разбросанные по журналам из разных лет эссе и издам их в будущем году отдельным томом. Пани Ариадна прислала мне пару недель