Терри Пратчетт. Жизнь со сносками. Официальная биография - Роб Уилкинс

А вот Терри Пратчетт на следующее утро: снова за столом в Часовне, где нет места теплым воспоминаниям о пафосных мероприятиях и где прошлая ночь на самом деле не представляет интереса, потому что она прошлая и потому что, несмотря на бурную деятельность во внешнем мире – аншлаги на книжных турах, многолюдные фанатские конвенты, премьеры телеэкранизаций, – все и всегда обязательно сводится к человеку, который сидит за экраном в одежде для работы в огороде и пишет следующую книгу.

– Награда за доброе дело, – привык говорить Терри, – сделать еще одно доброе дело.

Работу он, конечно, бросил поздновато, о чем с горечью вспоминал под конец, когда время было на исходе и мы теряли его на скорости 100 миль в час.

В сентябре 2010‐го в лондонском книжном мегамаркете «Уотерстоунс» на Пикадилли состоялась презентация «Платья цвета полуночи» – предпоследнего романа о Плоском мире и Тиффани Болен. После обратного отсчета до полуночи Терри – в красной ночной сорочке в стиле Крошки Вилли Винки[60] и соответствующем ночном колпаке с пушистым помпоном – подписывал книги до часу ночи1. Я сидел рядом и ставил печать на подписанные страницы – таким способом мы боролись с ухудшением его почерка. Вначале мы первым делом ставили печать, чтобы Терри было куда целиться, – черные линии помогали справиться с пространственной дезориентацией. Позже это стало дополнительным официальным украшением той закорючки, что у него в принципе получалось поставить. Начиная с «Финта» 2012‐го, когда он уже почти не владел ручкой, штемпель служил рамочкой, куда он ставил отпечаток большого пальца. Но в ту ночь в «Уотерстоунсе» я вновь поразился неизменной способности Терри окунаться с головой в такие мероприятия и не выглядеть усталым даже отдаленно. И лишь позже понял, что на том этапе сами эти мероприятия были атомной электростанцией, дававшей ему энергию.

В ту ночь он и озвучил публично сожаление, о котором я только что сказал. Перед полуночными автографами Терри вышел на сцену «Уотерстоунса» для часового интервью с актером Тони Робинсоном – к этому времени уже многократно заверенным, что Терри не любит сокращения, а не его лично. Тони, его жена Луиза, Терри, Рианна и я весь вечер готовились к этой части, знакомясь с коктейльным меню «Вирасвами» – индийского ресторана на Риджент-стрит. Затем Терри и Тони получили время на подготовку в гримерке «Уотерстоунс», хотя уже тогда было ясно, что они будут импровизировать. Коктейли не оставили других вариантов2.

В этом интервью Тони и спросил, какой совет Терри дал бы себе в молодости.

– Почаще занимайся сексом, пока можешь, – с ходу ответил Терри. Но потом призадумался. – Я жалею, что не начал зарабатывать литературой раньше, – сказал он наконец. – Я бы мог стать писателем на полную ставку, наверное, лет за десять до того, как стал.

Во что бы вылились эти десять лишних лет в случае Терри Пратчетта? В еще 20 книг? Так или иначе, это объясняет, почему в 1987‐м, наконец рискнув и променяв CEGB на Гейз-коттедж и «холодные воды самозанятости», как он выразился в письме бывшим коллегам, Терри ворвался в новую профессию с энергией человека, желающего наверстать упущенное время.

Избавление от ежедневных поездок в Бристоль и обратно как минимум позволило ему начинать день расслабленно. Больше не нужно было вскакивать и одеваться на выход. Он полюбил шум чайника поутру, рассказывала мне Лин, и какое-то время сидел в постели – пил чай, обрабатывал идеи, которые развивались у него в мозгу всю ночь, обсуждал их с ней. Она зачитывала ему выдержки из газет.

Но дальше ему требовалось расписание – как расписание офисного дня, только строже. Он запирался в комнате – с одними лишь хищными растениями и иногда кошкой в качестве компании. Его ничто не должно было отвлекать. Количество слов в день стало еще важнее, если это только возможно, – теперь он повысил планку до трех тысяч. Расставание с формальным рабочим местом как будто только усилило его одержимость. «Он полностью сосредоточился на успехе в новой жизни, – говорит Дэйв Басби. – Он рассказывал мне, что в пятницу днем, чтобы расслабиться, вычитывает то, что написал. Такой у него был разгрузочный день». В профессии, славящейся ленью и прокрастинацией, называемыми творчеством, которая, как гласят стереотипы, в крайних своих проявлениях предполагала целые дни в шелковом халате и бокал шампанского в 11 утра, Терри как будто выбрал подход настоящего синего воротничка – можно сказать, промышленный. И был непреклонен в решении поставить работу выше всего остального, что могло претендовать на его время.

Лет в девять или десять Рианна нарисовала шляпу и подписала: «Я люблю папу, но он очень занят».

Он был занят творчеством и все больше – рекламой этого творчества, которая часто уводила его из дома: на автограф-сессии, конвенты фантастики и фэнтези, игровые ярмарки, книгоиздательские выставки. Он рекламировал так же исступленно, как писал. На фантастических конвентах он снова встречался с теми писателями, которыми восхищался и с кем познакомился, когда был еще подростком с одним-единственным рассказом за плечами, – с Брайаном Олдиссом, Майклом Муркоком, Джоном Браннером. Тогда они звали его «парнишка», но теперь, когда он прорвался, начал продавать книги и зарабатывать репутацию… что ж, они так и продолжали звать его «парнишка», что его крайне раздражало. «С фэндомом такая штука, – говорил Терри. – В нем никогда не поднимешься выше того положения, в котором в него попадаешь». И все-таки теперь это была работа. И он вкалывал.

Он работал над образом – «развивал личный бренд», как бы мы сказали сейчас. Тут очень кстати оказалась шляпа. Ее он купил в начале 1988‐го, в «Лок энд Компани» на Сент-Джеймс-стрит, в редком припадке мотовства во время поездки в Лондон на встречу с издателями. Этот магазин восемнадцатого века с интерьером в темно-зеленых тонах и сам по себе надолго стал предметом увлечения Терри, а также в конце концов попал в книгу «Финт». Ему нравился и «Бейтс» напротив Пикадилли-аркейд, с чучелом кота Бинкса, обитавшего в лавке еще в двадцатых, а после увековеченного в стильном цилиндре и с турецкой сигаретой. Но именно «Лок энд Компани» надели хомбурги на голову Черчилля и котелки на голову Чарли Чаплина, это «Лок энд Компани» предоставили лорду Нельсону двууголку, в которой он погиб на корабле «Виктори». В начале нулевых, когда «Лок энд Ко» нацелились на молодую модную аудиторию с рекламной кампанией «Лок-н‐Ролл», Терри возмутился. «До “Лок энд Ко” надо дорасти», – говорил он.

Шляпа, которую купил сорокалетний Терри Пратчетт, – не федора, а луизиана, как он старательно поправлял всех, кто делал эту ошибку. В следующий визит в «Лок энд Компани» продавцы ему объяснили,