Цепной пес самодержавия - Виктор Тюрин

– Как вы резко и даже зло сказали! Вы весь в этих словах. Даже как-то сразу отдалились от меня. Видно, для вас это много значит. Да?

– Много, вы правы, Света. Знаете… иной раз мне кажется, что это мое предназначение. – Последнее слово я произнес с какой-то даже непонятной для меня уверенностью. Может, не надо ничего выдумывать, а взять и принять как единственно верный ответ на вопрос: почему я получил второй шанс? Но мысль тут же исчезла, стоило мне взглянуть на задумчивое лицо девушки. Она что-то решала для себя, и это было хорошо видно по ее отсутствующему выражению глаз. Мне не хотелось, чтобы она сейчас решила, что я не тот, кто ей нужен. Секунду спустя взгляд изменился.

– Я верю вам! Вы хороший человек, Сережа, только моментами какой-то непостижимый, но какой вы ни есть, вы мне нравитесь.

– Если бы вы могли знать, Светлана Михайловна, как вы мне нравитесь!

Она легко и озорно улыбнулась, при этом бросив на меня взгляд, который можно было бы назвать многообещающим, будь в ней кокетство. При этом она чуть-чуть покраснела и, стоило нам встретиться глазами, как сразу отвела взгляд.

«Не означает ли это приглашение к действию…» – дальше мне додумать не дал ее неожиданный вывод:

– Вы все-таки ангел, Сергей. Причем с железными крыльями. Это я сужу по вашему грозному виду.

И тут, в очередной раз удивив своей непредсказуемостью, скорчила рожицу и показала язык, словно девчонка, после чего весело и звонко рассмеялась, глядя на мое растерянное лицо. Правда, в следующую секунду моя растерянность испарилась, и я шутливо пригрозил:

– Ай-яй-яй! Придется вас отшлепать, плохая девчонка.

– Ой! Сударь! Я вас ужасно боюсь! – ответила она мне тонким голосом девочки-подростка, при этом в ее глазах было озорное кокетство женщины, причем она даже сама не осознавала, что играет в древнюю любовную игру, начавшуюся со времен Адама и Евы, будоража мое мужское начало.

Перебрасываясь шутками и дурачась, мы незаметно оказались возле моего дома, потому что девушка настояла, что проводит меня домой, так как мне просто необходим отдых. Как истинный джентльмен я пригласил ее на чашечку чая, просто так, не рассчитывая, что она согласится, и вдруг неожиданно услышал: что она замерзла и с удовольствием попьет горячего чая.

Все началось в прихожей, когда я стал ей помогать снимать пальто. Это стало прелюдией к тому, что мы оказались лицом к лицу, на очень близком расстоянии друг от друга. Я припал губами к ее губам, и они оказались мягкими и неожиданно огненно-горячими. На мгновение Светлана напряглась, потом с тихим вздохом обняла меня, ответив на поцелуй. Я ощущал ее всю – ее горячее и упругое тело. Дыхание девушки было частым и горячим. Скользнув губами к шее, пощекотал ее кожу языком, затем поцеловал в мочку уха, осторожно покусывая, чувствуя при этом, как по ее телу каждый раз прокатывается волна дрожи, и, наконец, из горла вырывался чуть слышный, полный желания стон. Я снова впился в ее губы, и ее пальцы сжались в моих волосах, притягивая к себе.

– Сережа… – ее отрывистый шепот вырвался у нее непроизвольно и был, скорее, похож на неуверенную просьбу, чем на протест. Чуть отстранившись, я спросил:

– Ты хочешь, чтобы я прекратил?

Глядя мне прямо в глаза, она чуть качнула головой, и улыбка на ее губах стала чуть виноватой.

– Я, наверно, просто… боюсь, – с этими словами она плотно прижалась ко мне всем телом, словно давая разрешение продолжать ласки. Мир закружился, сливаясь очертаниями, и уменьшаясь в размерах, превращаясь в особенное место для двух бьющихся в унисон сердец, затем произошло то, что происходит между мужчиной и женщиной. Мы оказались в кровати, где прошло ее посвящение в женщину, через кровь и боль, смущение и страсть. Не обошлось у нас и без нюансов. В какой-то момент, начав издавать сладострастные стоны, она вдруг резко замолчала. Когда я деликатно поинтересовался, что сделано не так, после минуты мучительных сомнений, мне было тихо сказано, что она испугалась своей страсти, испугалась показаться непозволительно распутной, после чего мне с трудом удалось подавить готовый вырваться у меня смешок.

Несколько часов пролетели как одна минута. Потом она долго приводила себя в порядок, а затем мы пили чай. Почти по-домашнему. Внешний мир снова исчез, оставив круг теплого оранжевого цвета, льющийся от абажура, аромат свежезаваренного чая, тиканье настенных часов и нежную улыбку самой красивой девушки на свете. В этой тихой, умиротворяющей обстановке было нечто хорошее, доброе, уютное.

Всю обратную дорогу Светлана молчала и, только когда мы оказались у ворот ее дома, сказала:

– Сережа, я просто не могла подумать, что ты можешь быть таким ласковым, добрым и чутким.

– Света, ты мое чудо. Мне было очень хорошо с тобой.

В ответ она мягко улыбнулась и произнесла:

– Мне надо идти. Поцелуй меня на прощанье.

Новый, 1917, год я встречал в семействе Антошиных. Мое опасение, что будет много гостей, рассеялось сразу, стоило только переступить порог дома. Не было слышно ни шумного веселья, ни выкриков, ни громкого смеха – обычных компонентов многолюдного праздника, а был слышен невнятный шум двух или трех голосов, негромкий смех и музыка. Кто-то играл на рояле и пел. Голосок был молодой и звонкий, но пел с душой, добавив слезинку в голос. Я прислушался.

Гори, гори, моя звезда,

Гори, звезда приветная!

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда.

Сойдет ли ночь на землю ясная,

Звезд много блещет в небесах,

Но ты одна, моя прекрасная,

Горишь в отрадных мне лучах.

– Лизавета Михайловна, – уточнила горничная, заметив, что я прислушиваюсь. – С чувством поют. Позвольте вашу одежду, сударь.

Отдав пальто, шапку и перчатки, я поднялся наверх. Переступил порог гостиной, и первое, что мне бросилось в глаза, – пушистая елка, сиявшая праздничными свечами. Ее ветви были щедро увешаны самыми разнообразными игрушками, между которыми висели мандарины, блестели яркими обертками конфеты и матово отсвечивали сладкие марципановые фигурки. На самой верхушке сверкала большая серебряная звезда. Увидев меня, первой с кушетки вскочила Светлана, за ней поднялся хозяин дома. Лиза, сидя за роялем ко мне спиной, обернувшись и увидев меня, ударила несколько раз сильно по клавишам, вызвав мощные и громкие звуки, потом вскочила и подбежала ко мне с криком:

– Дед Мороз! Дед Мороз! Он подарки нам принес!

– Здравствуйте, Елизавета Михайловна! Вот вам подарок, который не успел подарить к вашему дню ангела!

– Ой! Спасибо!

Под хруст разворачиваемой бумаги я поздоровался с отцом и его старшей дочерью:

– Добрый вечер, дорогие хозяева! Принимаете гостя?!

Только я успел перехватить радостно-счастливый взгляд Светланы, как раздался восторженный крик ее сестры: