Сказания Меекханского пограничья. Север – Юг - Роберт М. Вегнер

«Как кто-то мог хотеть здесь поселиться?» – подумалось лейтенанту, присевшему подле валуна. Хотя, с другой стороны, видывал он села и обиталища, расположенные в куда более негостеприимных местах. Так оно частенько бывало в горах: многие оставались там, куда забросила их злая судьба или случайность. Сущность вессирских горцев запрещала им уступать, сомневаться, повелевала вцепляться ногтями в любой кусок земли – и держаться. Это упорство, эта стойкость, передаваемые из поколения в поколение, воспитали твердый и упрямый народ, который вжился в эти горы, врос в них, нес их, как говаривали, в костях и сердце. Наверняка именно это и удерживало здесь местных рыбаков. Упорство.

И упорство это могло оказаться для Стражи наибольшим препятствием. Если староста будет и дальше утверждать, что причина проблем лишь глупая шутка, а остальные обитатели его поддержат, шестая рота вернется в Беленден ни с чем. Слишком много времени прошло с момента убийства, а неожиданного гостеприимства, поведения жителей и беспокойства псов маловато, чтобы перевернуть село вверх ногами.

Вроде бы он мог с чистой совестью – вернее, с ее видимостью – возвращаться в казармы, в конце концов, староста села отрицал все и представил свидетелей, но…

Вот именно: «но». Пустые дома, затворенные окна и двери. Рыбаки боялись, да так, что некоторые перебрались к соседям или вообще покинули селение. Не выпускали из домов детей, в сумерках запирались на все засовы. А это значило, что они боялись ночи. Кеннет глянул в темнеющее небо. Нет, убийца или убийцы – если они вообще были поблизости – не ударили прямо в село. А это значило, что не набросятся и на сорок солдат. «Надеюсь», – усмехнулся он. С другой стороны, нынче он и сам мог сделать очень немного – только переждать эту ночь и вернуться в село, чтобы поговорить еще с парой жителей. Иначе чувствовал бы, что всю дорогу он одолел зря.

* * *

Удивительно, какое впечатление может произвести крик в ночи. Особенно такой, что взрывается за твоей спиной, в месте, где никого не должно быть.

Они уже слышали его в прошлую ночь и в предыдущую тоже, но никогда – так близко. Только многолетние тренировки удержали его от того, чтобы вскочить на ноги, целясь себе за спину. Маскирующие чары перестали бы действовать. Гендерц тоже не изменил позиции, Уэла едва вздрогнула, а Бигрон лежал, словно камень. Андерелл усмехнулся во тьму. Это был хороший отряд, лучший, с каким он служил.

Жестами, медленными движениями он указал ассасинам и магу, что те должны глаз не спускать с селения, и, избегая резких движений, перекатился на спину. Проклятое заклятие, подумал он и улыбнулся еще шире – игре слов. Вопль прошил пространство вновь. Казалось невозможным, чтобы тот вырвался из человеческой глотки. Он слегка приподнял голову, всматриваясь в темноту. Нечто было там – бесформенное пятно в скольких-то шагах позади, сгущение тени во мраке. Теперь он понял, что имел в виду Покровец. Если бы не крик, они бы никогда не догадались, что это не скала или валун. Вопль был… настолько переполнен отчаянием, что прошивал дрожью. Не было в нем вызова, гнева или ярости – только боль и страдание.

Андерелл медленно поднял арбалет, целясь в неясный образ. Древко стрелы, лежащей в канавке, было покрыто знаками, которые для любого одаренного талантом пылали бы во тьме, а большинство жрецов от одного их вида сошли бы с ума. Великий Кодекс Великим Кодексом, но кое-какие вещи просто нельзя использовать. Наконечник был смочен смесью трех наисильнейших ядов, про которые он слыхал: аведра, красного мии и вытяжкой из желез одного из морских слизней, который даже не имел собственного названия. Притронься он случайно к нему голой рукою, подох бы через минуту.

Андерелл считался мудрым и рассудительным, впрочем, оттого-то он и оставался до сих пор живым. Приказы гласили: схватить или убить, что на его личном языке означало застрелить, отравить, разрубить и утопить, а останки запаковать в мешки и доставить для исследования. Он не желал рисковать и сражаться среди ночи с чем-то, что рвало взрослых мужчин в клочья. Прижал щеку к ложу арбалета.

Создание внезапно оттолкнулось и прыгнуло. Рука на спуске дрогнула, и стрела ушла во тьму, но в тот самый миг таинственный убийца совершил гигантский, невероятный, тридцатиярдовый, по крайней мере, скачок, перенесший его над их укрытием. Темный силуэт мелькнул на фоне неба – полоса тени, заслонившая звезды, – и приземлился между охотниками и селением. Два арбалета щелкнули одновременно, Андрелл не успел еще повернуться, не видел, что случилось, но приглушенное, полное ярости рычание Уэлы рассказало ему все. Промазали оба, убийца и лучший из воинов, какого он знал, не попали в цель размером с человека с расстояния меньшего, нежели десяток шагов. Прежде чем он перевернулся на брюхо, пришельца уже не было.

* * *

Вопль донесся со стороны селения. Он непроизвольно освободил нескольких духов, те проявились рядом, сплетая Силу в охранительные шнуры. Он отступил, пока они сплели сеть. Чужак кричал в доброй четверти мили от него. Он чувствовал его, как чувствуют воткнувшуюся в тело занозу, дыру в свете, тьму на тропах духов, движущуюся быстрее нападающего медведя. Но в крике не было ярости атакующей твари. Печаль, жалость, ожидание. Даже в пятне чуждости эмоции ощущались отчетливо. Ты ищешь, верно? Ищешь своих, чужак в чужом месте, лишенный контакта с остальными, а разум, который некогда был частью тебя, уже не существует. И что ты сделаешь, когда ответ не придет?

Легкое дрожание земли принесло весть о новой порции льда, что рухнула в озеро. Пара ударов сердца – и он услышал плеск, потом шум идущей волны. Проигнорировал это.

Один из служебных духов возвратился с северо-запада. Втянулся и передал образ. Остальные ответили возбуждением и яростным бормотанием. Он успокоил их одной мыслью и двинулся вперед.

Место, куда его вел образ, было небольшой щелью в скале. Собственно, попасть туда можно было лишь сверху. Десяток шагов длиной, пару – шириной. Трудно сказать, насколько она глубока. Вели к ней многочисленные тропки маленьких падальщиков, притянутых запахом. Он видел их на голой скале: царапинки от коготков, следы коротких схваток, когда некоторые пытались захватить все сокровище для себя. Он сел на краю щели и отпустил духов. Разлом почти до краев был наполнен снегом, представлял собой естественный ледник, а внутри… Тела. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать. Тем, что на самом дне, было много месяцев, а может, и лет. Главным образом молодые люди, дети. Сломанные кости, расколотые черепа, раны от ножей, топоров, вертелов, следы от огня. Они не умерли легко. Он раскрыл посильнее чувства, ступил на тропу духов. Нет, все решили уйти, ни одна душа не цеплялась за тело. Ничего больше он не узнает.

Ветер донес следующий вопль. Он вздрогнул. Кто-то только что умер.

* * *

Они услышали крик, как наверняка и все на расстоянии трех миль. Вокруг не было деревьев или высоких скал, звук разносился беспрепятственно и, несмотря на то что был далек, словно вгрызался в душу. Печаль, одиночество, опустошенность. Кеннет сглотнул и вложил наполовину вынутый меч в ножны. Звук шел со стороны селения – полмили, не ближе, а значит, пока что им ничто не угрожало. Интересно, как староста объяснится завтра.