Мизери - Стивен Кинг

Ужас охватил его, как порыв леденящего ветра, прорвавшийсясквозь пелену забытья, и Пол открыл глаза. Она встала и стянула с негопростыню, открыв искалеченные босые ноги.

— Нет. — сказал он. — Энни… нет… Не знаю, что у тебя на уме,но мы же можем об этом поговорить? Пожалуйста…

Она наклонилась, а когда выпрямилась, то в одной руке у неебыл топор, а в другой — паяльная лампа. Лезвие топора блестело. На паяльнойлампе было выгравировано: Bernz-O-matiC. Энни наклонилась снова и подняла с полакоробок спичек и темную бутыль. На ярлыке бутыли было написано: «Бетадин».

Ему не суждено забыть эти предметы, эти слова, эти названия.

— Нет, Энни! — закричал он. — Энни, я останусь! Я даже небуду вставать с постели! Пожалуйста! Ради Бога, не надо меня рубить!

— Все будет в порядке, — ответила она; лицо ее опятьприобрело отрешенное выражение, выражение выключенности, недоуменной пустоты,и, еще прежде чем бушующая огненная паника полностью захлестнула его мозг, онподумал, что, когда все будет закончено, у Энни останется только смутноевоспоминание о том, что она сделала, подобное смутным воспоминаниям о том, какона убивала, убивала детей, стариков, неизлечимых больных, Эндрю Помроя. Да чтоговорить, эта женщина получила профессиональный диплом в 1966 году и тем неменее сказала несколько минут назад, что проработала медсестрой десять лет.Этим вот топором она убила Помроя. Я знаю. Он еще пытался кричать и умолять, новместо слов у него выходило только нечленораздельное бормотание. Он хотел отвернуться,отвернуться от нее, и ноги взорвались болью. Он хотел подтянуть их, защитить, иболью взорвалось колено.

— Еще минуточку, Пол. — сказала она, отвинтила крышку сбутыли с бетадином и полила красновато-коричневой жидкостью его левующиколотку. — Еще минуточку, и все кончится.

Она протерла лезвие топора: на ее мощном правом запястьевыступили жилы, и Пол увидел, как сверкнул аметист перстня, который онапо-прежнему носила на розовом безымянном пальце. Она смочила лезвие топорабетадином. Пол почувствовал специфический больничный запах. Этот запах означал,что операция начинается.

— Будет чуть-чуть больно, Пол. Но ничего страшного. — Онаповернула топор и смочила другую сторону лезвия. Пол заметил несколько пятенржавчины, затем они скрылись под слоем вязкой жидкости.

— Энни Энни пожалуйста Энни пожалуйста нет пожалуйста ненадо Энни я клянусь я буду хорошим клянусь Богом я буду хорошим пожалуйста даймне шанс исправиться НЕТ ЭННИ ПОЖАЛУЙСТА ДАЙ МНЕ СТАТЬ ХОРОШИМ…

— Сначала чуть-чуть больно. А потом, Пол, это гадкое делобудет позади.

Она швырнула бутыль бетадина через плечо: лицо ее оставалосьневыразительным, пустым и в то же время удивительно твердокаменным. Онаперехватила топор левой рукой почти у самого лезвия и расставила ноги, какдеревянный болван.

— ЭННИ ПОЖАЛУЙСТА НЕ НАДО ДЕЛАТЬ МНЕ БОЛЬНО!

Ее взгляд был мягким и рассеянным.

— Не волнуйся, — сказала она. — Я опытная медсестра.

Топор со свистом опустился и погрузился в плоть Пола Шелдонанад его левой щиколоткой. Боль разлилась по всему телу, как будто в неговонзилось гигантское копье. Ее лицо, забрызганное темно-красной кровью,походило на лицо индейца в боевой раскраске. Брызги крови попали и на стену.Пол услышал, как лезвие со скрипом рассекло кость. Не понимая до конца, чтопроисходит, он посмотрел на нижнюю часть своего тела. Простыня быстро краснела.Пальцы его ног дергались. Затем он увидел, как она вновь поднимает топор.Волосы ее выбились из-под заколок, и беспорядочные локоны обрамляли пустоелицо.

Несмотря на боль, Пол попытался убрать ногу и увидел, чтоголень сдвинулась, а стопа осталась на прежнем месте. Его усилие привело лишь ктому, что трещина в ноге стала шире, раскрылась, как большой рот. Он еще успелосознать, что его стопа теперь соединена с верхней частью ноги лишь тонкимслоем плоти, и топор тут же опустился снова, точно в свежую рану, и застрял вматрасе. Звякнули пружины.

Энни извлекла топор и отложила его в сторону. Мгновение онас отрешенным видом смотрела на хлещущую из обрубка кровь, затем взяла коробок,зажгла спичку, взяла паяльную лампу с гравировкой Bernz-O-matiC и повернулавентиль. Послышалось шипение. На том месте, где еще недавно находилась частьПола, хлестала кровь. Энни осторожно поднесла спичку к соплу Bernz-O-matiC. Раздалось«пах!», и возникла длинная желтая струя пламени. Энни подкрутила вентиль, ипламя стало голубоватым.

— Зашивать не могу, — сказала она. — Мало времени. Жгут непоможет. Мне надо

(прополоскать)

прижечь.

Она наклонилась. Пламя паяльной лампы коснулоськровоточащего обрубка, и Пол закричал.

Струйка дыма взвилась вверх. Сладковатый дымок. Они с первойженой проводили медовый месяц на Мауи.[31] Устроили луау.[32] Сейчассладковатый запах дыма напомнил ему запах поросенка, которого достали из ямы,где он коптился на палке целый день. Поросенок весь почернел и буквальнораспадался на части.

В его теле вопила боль. Он вопил.

— Почти все, — сказала Энни и повернула вентиль: нижняяпростыня загорелась около обрубка его ноги, уже не кровоточащего, зато черного,как тот поросенок, когда его вытащили из ямы: Эйлин отвернулась, но Ползавороженно смотрел, как с него стаскивали шкуру — легко, как снимали бы счеловека футболку.

— Почти все…

Она выключила паяльную лампу. Нога Пола лежала средипляшущих язычков пламени, а дальше валялась отрубленная ступня. Эннинаклонилась и выпрямилась. В руках у нее оказался старинный знакомец Пола —желтое пластмассовое ведро. Энни залила огонь.

А он кричал, кричал. Боль! Богиня! Боль! О Африка!

Она стояла и смотрела на него, на почерневшую, залитуюкровью простыню с выражением отрешенной сосредоточенности. Ее лицо было лицомженщины, только что услышавшей по радио о том, что землетрясение в Пакистане илиТурции унесло десять тысяч человеческих жизней.

— Ты будешь в порядке, Пол, — сказала она, но в голосе вдругзазвучал страх. Глаза ее быстро блуждали по комнате, как в тот раз, когда ейпоказалось, что пламя сгорающей рукописи может вызвать пожар. Вдруг взгляд ееостановился на чем-то: она как будто вздохнула с облегчением. — Сейчас вынесумусор.

Она взяла в руки его ступню. Пальцы на ней все ещеконвульсивно дергались. Они замерли лишь тогда, когда она уже подходила кдвери. Пол разглядел шрам на внутренней стороне стопы и вспомнил, откуда взялсяэтот шрам. Еще в детстве он наступил на осколок бутылки. Может, это было наРевир-Бич? Вероятно, там. Он вспомнил, как он плакал тогда и как отец сказалему, что это всего-навсего небольшой порез. Отец сказал, что Пол ведет себятак, словно ему отрезали ступню целиком.