Мизери - Стивен Кинг

Энни остановилась в дверях и оглянулась на Пола, вопящего иизвивающегося на обгоревшей и пропитанной кровью простыне. Его лицо было белым,как лицо мертвеца.

— Теперь я стреножила тебя, — сказала она, — и винить в этомнадо тебя, а не меня.

Она удалилась.

Удалился и Пол.

23

Облако вернулось. Пол нырнул в него, и ему было безразлично,что это облако могло в этот раз быть облаком не беспамятства, а смерти. Онпочти надеялся, что так и будет. Только… пожалуйста, чтобы не было больно. Ненадо памяти, не надо боли, не надо ужаса, не надо Энни Уилкс.

Он нырнул — нырнул в облако; сквозь пелену до негодоносились его собственные крики и запах его собственного обгорелого мяса.

Все мысли уплывали прочь, осталось только:

Богиня! Убью тебя! Богиня! Убью тебя! Богиня!

Потом пришло ничто.

Бесполезно. Я пыталась заснуть целых полчаса, и все впустую.Писать здесь — своего рода наркотик. Это единственное, что я делаю судовольствием, и даже предвкушаю это удовольствие. Сейчас я прочла то, чтонаписала… И мне это показалось неплохо, читается с интересом. Я понимаю, чтодля меня это читается с интересом потому, что я дополняю написанное своейфантазией и памятью, посторонним же все эти кусочки не скажут ничего. То естьопять суета и тщеславие. А кажется своего рода магией, волшебством… В настоящемжить я не в силах. Я с ума схожу от настоящего.

Джон Фаулз «Коллекционер».

1

ГЛАВА 32

— Господи Иисусе, — просто ал Йе и ко вульсив о рва улсявперед.

Джеффри удержал друга за плечо, еумолимый бой бараба овпульсировал у его в голове как приз ак ачи ающейся предсмерт ой горячки.

Пчелы жужжали, о и од а е садилась а их; все о и летели мимов сторо у поля ы, как будто их притягивал маг ит, и Джеффри с горечью подумал,ч о э о маг и — о и

2

Пол поднял машинку и потряс ее. На доску, лежащую на ручкахкресла, упал маленький кусочек металла. Пол поднял его и осмотрел.

Буква «т». Машинка только что выплюнула букву «т».

Надо жаловаться руководству, подумал Пол. Я не простопопрошу новую машинку, я ее, черт возьми, потребую. У нее есть деньги — я знаю,есть. Может, они в банке, зарытой под сараем, может, замурованы в стене ееМеста для Смеха, но у нее есть бабки, и вот тебе раз, о Господи, «т», такаячастая буква…

Разумеется, он ничего не будет просить у Энни, тем болеетребовать. Когда-то здесь был человек, который мог бы ее о чем-нибудьпопросить. Тот человек намного сильнее страдал от боли, и у него не было причинцепляться за жизнь, не было даже этой паршивой книги. Тот человек попросил бы.Невзирая на боль, у того человека достало бы сил, чтобы хоть попытатьсябороться с Энни Уилкс.

Тем человеком был он, и, наверное, сейчас ему должно бытьстыдно, но у того человека было два важнейших преимущества: у того человекабыло две ступни… и два больших пальца на руках.

Пол поколебался какое-то время, затем перечитал последнююстрочку (мысленно вставляя пропущенные буквы), после чего просто вернулся кработе.

Лучше так.

Лучше не просить.

Лучше не дразнить.

За окном жужжали пчелы.

Был первый день лета.

3

Сами.

— Пусти! — прорычал Йен, и повернулся к Джеффри, сжав правуюруку в кулак.

Его лицо сделалось иссиня-багровым, глаза выкатились, как убезумца, и он, казалось, совершенно не отдавал себе отчета в том, чтоудерживаем его вдали ол любимой. Джеффри понял, что зрелище, открывшееся им,когда Езекия раздвинул скрывавшие их кусты, практически довело Йена досумасшествия, что он, балансирует на краю обрыва, и достаточно малейшего толчка,чтобы он окончательно сорвался в пропасть. Если это произойдет, Йен увлечетМизери за собой и она погибнет.

— Йен…

— Пусти, я сказал! — Гнев придал ему силы, он, рванулсявперед, и Езекия испуганно забормотал:

— Не надо, босс, пчелы злые будут, кусать миссус будут…

Йен, казалось, не слышал; в глазах его сверилась слепаяярость. Внезапно он лягнул Джеффри и одновременно ударил его кулаком в скулу.Перед глазами Джеффри поплыли темные звезды.

Тем не менее он, вовремя заменил, что Езекия уже занес дляудара гоша, смертоносный мешочек с песком, привязанный кожаным ремнем к палке —излюбленное орудие бурка для подобных дел, — и успел прошипеть:

— Нет! Я справлюсь сам!

Езекия неохотно переслал вращать гоша над головой.

Новый удар отбросил Джеффри назад, и он, почувствовал во ртусолоновато-сладкий вкус крови, сочащейся из разбитой губы. Он ни выпустилрубашку Йена, но она, пересушенная на солнце и уже порванная в несколькихместах, слала разрываться с грубым треском. Еще мгновение, и Йен вырвется насвободу. Как ни удивительно, подумал Джеффри, но Йен, сейчас в той самойрубашке, что была на нем три дня назад на обеде у барона и баронессы. С тех порни у Йена, ни у остальных не было возможности переодеться. Всего три дня… норубашка Йена выглядела так, как будто он, носил ее по меньшей мере три года, асамому Джеффри казалось, что после праздничного обеда прошло не меньше трехстолетий. Всего три дня, снова подумал он с глупым удивлением, а затемокровавленный кулак Йена в очередной раз врезался в его лицо.

— Пусти меня, сволочь!

Йен продолжал ожесточенно избивать своего старинного друга,за которого — в нормальном состоянии — ожидал бы жизнь.

— Ты хочешь убить ее, чтобы доказать свою любовь? — тихоспросил Джеффри. — Если ты этого хочешь, тогда избей меня, я потеряю сознание,и ты сможешь идти.

Кулак Йена замер в воздухе. В безумных глазах появилосьнечто по крайней мере похожее на понимание.

— Я должен идти к ней, — пробормотал он, как во сне. —Извини меня, Джеффри, мне очень жаль, мне действительно жаль, не сомневаюсь, тыпонимаешь, но я должен… Ты же видишь…

Он, оглянуться еще раз, как бы желая убедиться, что егоглазам открылось нечто жуткое, и еще раз рванулся туда, на поляну, где,привязанная к стволу эвкалипта, единственного на поляне дерева, стояла Мизери.Руки ее были заведены за голову. На запястьях блестела вещица из вороненойстали, накрепко соединившая ее с нижней веской эвкалипта; вещица, котораяпришлась по душе бурка после того, как они отправили барона Гайдцига в пастьидола, отправили на страшную смерть. Наручники барона.