Стрекоза второго шанса - Дмитрий Емец

Долбушин хмыкнул. У его заместительницы было уникальное свойство. Когда кто-то вел себя как зараза, она относилась к этому без раздражения, поскольку была уверена, что такое поведение естественно и от людей ничего другого ожидать нельзя. Вот только глобально такое неосуждение было хуже прямого осуждения.

– Да уж. Тиллю в этом плане проще, – признал Долбушин.

– Ну да. Подкинул ребятам псиоса и показал пальцем, кому вышибать мозги. А наши псиос возьмут, а как мозги вышибать – так духу не хватит.

– Не слишком вы любите наш форт, Лиана!

Григорьева оставила на сигаретном фильтре алый росчерк губ.

– Заставить меня полюбить мой форт – главная задача моего психоаналитика. Он, кстати, не только полный псих, но еще и аналитик!

Долбушин оглянулся на проходившую мимо официантку.

– Лиана! Я вчера не сказал. Мне нужны деньги. Наличными. Кредитки слишком легко отследить.

Лиана наклонила голову.

– Срочно нужны? – спросила она.

– Очень срочно.

– Очень-очень срочно?

– Крайне срочно, – ответил Долбушин сухо, не понимая, куда она клонит.

Лиана удовлетворенно кивнула.

– Я так и думала. Я умная тетенька! А умные тетеньки не верят мужчинам, которые приглашают их в такое замечательное заведение просто, чтобы напоить кофе.

– Лиана! Хватит разговаривать! Когда я смогу получить деньги?

– Да прямо сейчас, – сказала Лиана. – Сколько можно повторять, что я умная? Это уже пахнет назойливой саморекламой. Я все принесла.

Жестом, каким благородные дамы подбирают юбки, переходя через лужу, Лиана Григорьева приподняла край скатерти. Под столом стоял чемодан в серую клетку. Долбушин толкнул его ногой и присвистнул.

– Сколько тут?

– Называть сумму вслух? Здесь?

– Не надо. Сам посмотрю. Вообще-то, я не просил так много. Как ты дотащила его до машины?

– Чемодан с колесиками. Не забудьте вернуть его, когда он перестанет быть нужен. Это мой личный чемодан. Я купила его пятнадцать лет назад, сложив первые четыре стипендии.

– Ты можешь купить другой, – возразил Долбушин.

Курчавая голова запрокинулась. Лиана Григорьева не любила объяснять очевидное.

– Возможно. Но это будут другой чемодан и другая я, – сказала она.

Смахивая рассыпавшуюся соль, Долбушин провел рукой по столу.

– За деньги спасибо. Теперь еще одно. Ты узнала, о чем я просил?

Женщина с решительными ногами любила удивлять. Это было ее единственным хобби.

– Да. Ну вы умеете задавать задачки! Это стоило мне больших денег и огромных нервов! Его ищут многие, не только вы. Тилль, Белдо и Гай тоже в этом списке. Мне пришлось применять нетрадиционные решения. По ходу дела меня даже пытались сглазить, но, к счастью, я зевнула и заразила своего противника зевотой! – похвасталась она.

– И у кого он?

Лиана по столу придвинула к нему лист бумаги. Долбушин приподнял его и сразу отпустил, как опытный картежник смотрит карту.

– Ого, – сказал он. – Отлично!

– Вы уверены, что вам это действительно нужно? – тревожно спросила Лиана. – Из пяти последних попыток три закончились смертью. Поэтому его используют так редко.

– Ты жертва статистики, – заметил Долбушин. – В любом случае, два шанса мои.

– Да. Но один из двух оставшихся сошел с ума. Представляет себя пылесосом и ест мусор с пола. А был доктор философских наук.

– Тогда он легко мог сойти с ума по своим каналам! – Долбушин сунул лист в карман, зажал под мышкой зонт и встал, толкая коленями чемодан. Заместительница Долбушина тоже поднялась и стала безнадежно искать в огромной сумке ключи от машины. Женские сумочки устроены таким образом, что найти в них что-либо способен только мужчина-карманник.

Официантка напряглась глазами, проверяя, чтобы парочка не унесла с собой солонку, стул или репродукцию со стены. А то мало ли… Приличный вид еще не гарантия приличного поведения!

– Вы изменились, – внезапно сказала Лиана.

– Почему?

– Вы сегодня улыбнулись два раза. Даже три.

– Раньше я разве не улыбался?

– Раньше вы скалились. В лучшем случае это можно было назвать судорогами лицевых мышц, – сказала Лиана. Как женщина, она порой позволяла себе то, за что мужчина поплатился бы головой.

Долбушин простился со своей заместительницей и покатил чемодан к метро. В квартиру Мамаси он вошел тихо, прокрался на кухню и, убедившись, что на ней никого нет, открыл чемодан. Кроме денег, в чемодане лежали шнеппер с десятью зарядами к нему, мобильный телефон и аптечка. Лиана Григорьева любила предусматривать все мелочи. Долбушин вытащил шнеппер и телефон, несколько пачек денег сунул в карман, а остальное вместе с чемоданом затолкал под стол. Потом столь же тихо приоткрыл дверь комнаты. Эля ползала на четвереньках по ковру, часто заглядывая под него и громко говоря: «У-у!» Она была уверена, что под ковром кто-то прячется и хотела это существо напугать. Мамася правила рукопись, изредка закрывая глаза и массируя усталые веки.

«Юная Саманта Уэзерстоун в розовом пеньюаре с гвоздикой, которая только что поднялась по лестнице, отрицательно поморщила лицо, роняя ее прозрачные слезы на багрянец своего фамильного пурпура. Она знала, какое впечатление производит на представителей непрекрасного пола. Мощная фигура молодого адвоката выражала какую-то страсть, наблюдая, как распустившаяся гвоздика вздымается при каждом нежном вдохе тела вдовы. Молодой человек робел, что подчеркивалось и проходящей по окну кошкой, которую он гладил беспрестанно.

– Не вам обладать мною и моими миллионами! Мужчина должен кулаком срывать двери, а зубами грызть кровельное железо, а вы ползаете как дохлая лошадь! – сказала Саманта, ласково ударяя его по лицу предметом женского туалета».

– Жаль: не ломом!.. Роман закончился бы быстрее! Интересно, им когда-нибудь надоест нанимать на переводы студентов? Хотя студентам, конечно, можно не платить. И вообще никому можно не платить. Если человеку нравится писать, он будет писать и бесплатно, – пробормотала Мамася, исправляя «предмет женского туалета» на веер. Первый же абзац она вообще трогать не стала, только лениво вычеркнула слово «распустившаяся».

Долбушин остановился в дверях и долго смотрел на Мамасю и Элю, счастливых своей неспешной деятельностью. Его лицо было непроницаемым, но глаза отогрелись. Долбушин сам по себе был человек нерадостный, поэтому с такой охотой согревался чужой радостью. Любил, когда его окружают люди веселые и счастливые. Тогда и ему перепадал отраженный от них свет. Быть может, по этой причине ему так не хватало дочери. Аня всегда была сокровищницей восторгов и эмоций.

Долбушин порой думал об этом. Когда у человека не получается быть счастливым, он изо всех сил притворяется, что ему нравится быть циничным. Счастливый же человек счастлив всегда, несмотря ни на что.