Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов - Коллектив авторов

Грудь впалая, торчат ребра, обтянутые кожей, ноги – спички, бедра тоже, живот провалился, руки тоненькие и дряблые.

<…> Отчим Макар Григорьевич окончательно валится с ног. Сегодня утром голодный пошел пешком дежурить на станцию Волковская. Говорит, что больше ходить не может. Придет ли сегодня обратно? Мне кажется, что он не выдержит истощения и такого напряжения сил и свернется гораздо раньше мамы. А ведь сколько раз я ему делал предложения об эвакуации и о переводе, все отвергал своенравный старик [А. А.].

Проснулся в шесть часов пятнадцать минут. Кто-то вошел в дверь, и у него стали спрашивать время. «Не знаю!» – ответил тот. Но С-ко, спавший на соседнем топчане и имевший часы, чиркнул спичкой и сказал: пятнадцать минут седьмого.

– У! Пора вставать, – и Шихова поднимается, засвечивает остаток свечи и начинает возиться с печкой. Она почти всегда топит ее, и чайник ее никогда не сходит с печки. У нас печка-буржуйка, на ней всегда наставят чайников. Мама же часто кипятит воду в горшочке прямо на печке. Так быстрей. В комнате уже все зашевелились, мама сейчас тоже не спит, но вставать незачем, и мы рассказываем сны. Я начинаю рассказывать свой сон.

Я сегодня во сне ел белую булку и половину оставил! Видел реку, видел, что поймал белого зайчонка. Как вратарь, он выскочил из норы, а я прыгнул, поймал и посадил в корзину. Потом собирал красные грибы, много грибов.

– К чему это?

– Зайчонок и булка к хорошему! – отвечает мамаша и тоже рассказывает свой сон.

В комнате почти все видели во сне хлеб, так как все думают об одном, ибо все голодны. В разговоре уже участвует вся комната. Сковородки наказывают занять очередь за супом, так как суп хотели дать дрожжевой без вырезки талонов.

– Да, Валя, нам тоже надо занять, – обращается мама к моему братишке, – он хоть и не имеет питательности, но талоны не вырезают. Там же нет никакой подболтки, только кипяток, смешанный с дрожжами. Он на пустой желудок вреден, если бы хлеба, и все равно это вода, вот только талоны не вырезают.

– Потому и не вырезают, что нет ничего, а то бы они не прозевали! – говорит кто-то в комнате.

Приезжал представитель с эвакопункта с главного и сказал, чтоб был кипяток и чтоб давали такой суп без талонов. Вчера его дали первый раз. Разговор все живее. Ожидают прибавки хлеба с 1-го. Печка растоплена, теплый воздух доходит и до меня. Я скидываю с головы одеяла.

– Знаешь, Борис, я вчера читала в газетах, что нужны кадры трактористов, может, будут набирать на курсы, вот бы тебе поступить, – говорит мама, тоже вылезая из-под одеяла.

– А хорошо трактористом?

– Хорошо, он и зарабатывает хорошо, и всегда сыт, приезжает если куда-то, в первую очередь в колхозе его накормят.

Я раздумываюсь и решаю, что трактористом быть неплохо.

– Хорошо, я поступлю, если будет набор, – отвечаю я.

Мама встала и пошла за кипятком, но вернулась с пустыми руками, супу сегодня тоже не было. Понемногу встаем. Валя пошел занимать очередь за супом. Мама уходит за хлебом, а потом греем чай. И так каждое утро. Утром мы попили чая с хлебом по 25 г и все. Ни сахару, ничего не было. В магазинах нет. Я накрошил хлеб, хоть и мало, хоть соли уже нельзя брать, но чуть-чуть посолил и ел с большим аппетитом. Подливал несколько раз. И так делали все. Потом медленно тянется время до «обеда», то есть купить немного водички, где плавают несколько кусочков моркови, или грамм пять лапши и хлеба по 30–40 г, и ждем вечер, а так опять кипяток и спать в шесть часов или раньше.

Папа поступает на работу и устроил и меня. Сегодня получил хлебные карточки уже по 250 г, но других не дали, так как нет нормы. Теперь, может быть, и не умрем, так как мы с папой получим норму рабочего. Наконец дали электричество [Б. К-в].

День, начало которого, казалось бы, предвещало много неприятностей, прошел благополучно. Утром заметил, что у меня опухло лицо, нужно прекратить пить воду. На работе исправил пятисотваттный усилитель, так что дела поправились и я получил хорошую практику, все пока идет на пользу. В столовой тоже дела как будто налаживаются. Если дела дальше пойдут так же, то выживу. Но состояние окружающих угнетает. Кажется, своя боль и тяжесть переносится легче. Чужая на виду, со стороны, как говорится, виднее. Тяжко наблюдать, как слабеют окружающие: родные, близкие, сослуживцы, просто знакомые.

Сегодня была воздушная тревога, был занят, не обратил внимания и о последствиях не слышал. <…>

Зашел за хлебом и встретил семилетнюю дочь Муси, которая в порыве детского откровения во всеуслышание поведала:

– Дядя Аркадий, а у меня мама умерла.

Я спросил, чему она радуется.

– А как же, карточки-то мне остались.

К нам повернулись исхудавшие лица всей очереди. Какой ужас [Л-ч].

«Политический отдел

Ленинградской железной дороги

24 декабря 1941 г.

тов. Кузнецову

Несмотря на то, что дорога наша почти не действует, основной состав руководящих партийных и хозяйственных работников продолжает много и напряженно работать. Объем работы многих товарищей не только не уменьшился, а наоборот, значительно увеличился. Особенно работа политработников весьма усложнилась, требуя особого напряжения. Тем более что вся работа производится при условии резкого сокращения общих штатов работников.

Все мы уверены в том, что в самом недалеком будущем нам придется восстанавливать дорогу и организовать работу с учетом всех требований фронта. Коллективу дороги предстоят значительные трудности в этой работе и в первую очередь руководящие работники дороги должны будут преодолевать их, напрягая все силы.

Вместе с этим многие руководящие работники дороги уже сейчас плохо себя чувствуют в силу общих продовольственных затруднений в городе.

Нач. службы пути т. Демидов, нач. пассажирской службы т. Филимонов, нач. политотдела Ленинград-Балтийского отделения т. Новиченко, зам. нач. службы связи т. Кишенко и другие уже по существу вышли из строя на почве истощения.

Мы обращались к секретарям горкома ВКП (б) т.т. Лысенко и Лазутину, пред. Ленсовета т. Попкову, зав. отделом торговли Ленсовета т. Андреенко по вопросу некоторого улучшения снабжения определенного контингента руководящих работников дороги, но получили ответ о невозможности выделения каких-либо дополнительных фондов для этой цели.

Прошу Вас рассмотреть этот вопрос и дать указания Госторготделу о предоставлении руководству дороги права для наиболее больных и слабо чувствующих себя руководящих работников в числе 25–30 человек в дополнение к получаемым ими продуктам на общих основаниях организовать обеды, на что в самом большем случае нужно